И. Г. Григорьев Мы с Валдая Автобиографическая повесть Ленинград 1977

Глава 12. Возвращение в деревню Глава 13. Какая партия лучше? Глава 14. Раздел земли. Первомай. Глава 15. Собрание. Лето 1918. Глава 16. Дезертиры. Глава 17. Разведка Типусты. Глава 18. Организация молочной кооперации. Глава 19. Мастер маслодел. ДАЛЬШЕ

Я, работая зав. производством в Бологоевском "Главмолоко" (1931-36 гг..) по долгу службы не раз бывал в Куженкино. Ходил мимо сиротливо стоящих кирпичных коробок - без крыш, без окон, без дверей. Проходя мимо, вспоминал кусочек своего детства 1915-16 годов.

Прекратили строить склады.
Отец остался без работы.
Но жить семье ведь надо.
Кормить семью - его забота.

Не большими были сборы
Чтоб в деревню отправляться,
(Везла нас тётушка Федора)
Чтоб за землю снова взяться.

Вот она наша деревня -
Стоит высоко на горе.
Под окном растут деревья,
Грязь у крыльца и на дворе.

Бабушка была бесконечно рада нашему приезду, да и мы тоже. Всех она обнимала и целовала. Обнимая меня, она спросила:
- Как, Ванюша, наверно дома будет лучше жить?
- Мне, бабушка, лучше нравилось в Петрограде! Я ведь там три зимы ходил в школу! Много интересного посмотрел в музеях.

Бабушка была в замешательстве, она не могла сразу придумать - чем бы нас угостить. Были у неё заготовлены ягоды, грибы солёные и сушёные, овощи с огорода, но мы с бОльшим аппетитом навалились на горячую картошку с грибами и на мочёные яблоки.

Дядя Терентий всё ещё был на фронте. Прислал письмо. Скоро вернётся домой, потому что конец войны ожидается не дальше, чем в ноябре. Солдаты бросают оружие и разбегаются по домам.

12 ноября родился Павел. Я ходил в церковь с Ксенией, дочерью тёти Анисьи, крестить Павлика. После такой процедуры стал ему братом и крёстным.

Посмотрите фильм, снятый в 2015 году, из цикла "Забытые храмы Валдая" про церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы в селе Наволок. Год постройки церкви 1829.

С началом занятий в школе осенью 1916 года мы с Яшей пошли в школу. Я - в четвёртый класс, а он - в первый. До школы ходить было далеко, хотя она находилась на другом берегу озера, в селе Наволок. Хорошей дороги для ходьбы не было. Мы ходили полевыми тропинками по берегу озера и, обходя конец озера, шли по топким тропинкам, имеющим гнилые и скользкие брёвна. Если оступался, то проваливался в чёрную грязь... Особенно трудно было ходить в осенние дожди и гололедицу. Расстояние обхода - около четырёх километров.

Школа помещалась в двухэтажном здании рядом с церковью. За школой была роща из высоких елей, осин и берёз. По берегу озера местами росли рябиновые деревья. Сама роща - это бывшее древнее кладбище. О том напоминают оставшиеся надгробные камни без всяких признаков христианства, то есть на камнях не вырублено ни крестов, ни надписей.
Во время перемен мы выбегали в рощу поиграть в лапту и полазить по высоким деревьям.

Нашими учителями были муж и жена, Ольга Павловна и Прокопий Фёдорович. Жили они в первом этаже школы. Симпатичные, вежливые, но и требовательные. Лет им около 40-45. Еще был в законе закон Божий. Преподавал его священник этой церкви отец Александр.

Придёт, бывало, для ведения урока. Построит учеников в две шеренги, разделив мальчишек и девчонок. Заставит пропеть молитву перед занятием, а потом будет читать богословские каноны. На молитвах с пением он очень внимательно подбирал группы по голосам.

Заметив мой сильный дискант, заставил меня, конечно, посоветовавшись с родителями, ходить в сторожку на спевку, куда собирался хор в полном составе, состоящий из местных крестьян и крестьянок, учительского персонала. По воскресеньям и престольным праздникам пели в церкви при богослужении. Очень это мероприятие нравилось бабушке. Отец Александр приходил к нам поболтать с Папой о городской жизни и других мирских делах.

- Ильинична! Внук твой имеет большие способности в пении. Пусть поёт - это в жизни пригодится. Хорошо и чётко читает. Я иногда заставляю его читать в алтаре поминания во всеуслышание.
- Большое вам спасибо, батюшка! Вы плохому не научите. Мне нравится, когда он дома или в поле поёт хорошие русские песни.

Регентом хора был крестьянин нашей деревни Матвей Григорьевич Григорьев (однофамилец). У дяди Матвея было два правила. Во-первых, на спевках хорошо натренироваться хоралией, потребной к очередному празднику, а во-вторых, после церковной спевки он нас заставлял учиться хором петь русские народные песни про Ермака, Стеньку Разина и другие песни русской вольницы. Особенно он тренировал нас на песне «Вечерний звон», подобрав густые басы для исполнения «Боммм!».

Никто не поверит написанному, но это жизненный факт, пережитый мною.
После свершения февральской Революции 1917 года Матвей Григорьевич оказался членом РСДРП(б) и участником второго съезда Советов. Привёз он тогда в деревню Ленинские декреты: «Фабрики - рабочим!», «Земля - крестьянам!» и «О Мире». На второй день после приезда было общее собрание. На прослушивания Ленинских декретов собрались стар и мал.

Собрание открыл мой Отец, уже получивший должность председателя Комитета бедноты.
- Григорий Иваныч, дайте Закон о земле прочесть твоему сыну Ване! Уж очень он чётко читает в церкви деяния Апостолов. - все засмеялись, -
- Правильно, Матвей! Попал в точку!
Я здорово смутился и покраснел.
- Что ж, сын, давай начинай служить народу! А церковь скоро будет закрыта.

Я успокоившись, выровнял дыхание, встал у стола и начал чётко и громко читать. А сам думаю: «Хорошо ли читаю?», но понял, что все слова доходят до людей, если слышно, как дышат они и сидят замерев.
- Дорогие товарищи, слушайте Декрет о земле, принятый Вторым Всероссийским съездом Советов 26 октября (8 ноября) 1917 года.
1) Помещичья собственность на землю отменяется немедленно без всякого выкупа.
2) Помещичьи имения, ровно как и все земли: удельные, монастырские, церковные со всем их живым и мертвым инвентарём, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных Земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов впредь до учредительного собрания.

Я остановился передохнуть, а люди в зале, набитом до отказа народом, закричали:
- Ура! Ура! Спасибо товарищу Ленину!
- Хватит кулакам наживать капиталы на бедняцкой силе! Выгнать их всех из деревень!
- Матвей Григорьич, когда будут делить землю?
- Граждане, сразу это невозможно! Надо приготовить к разделу списки. Учесть сколько у нас живых...
- На малолетних, грудных детей тоже будут давать землю?
- Сказано - всем!
- А на беременных что, две доли будет?
- Появится на свет ребёнок - на него получайте. Для будущих детей будет создан запасной фонд земли, покосов и леса.
После небольшого отдыха я продолжил чтение Декрета до конца.

Жизнь в деревне показалась тяжелой после городского безделья. Но пришлось привыкать.

После школы приходилось Идти в поле помогать, Когда снопы перевозили Или рожь густую жать. По осени копать картошку. Зимой за сеном, по дрова. Мы так втянулись понемножку - Вросли в крестьянские права. Новый дом Отец построил *) Успел из глины печь сложить. Без крыши двор, изба без пола. Ушел он в армию служить.

Дело к осени подходит, Близко лютая зима. Мать хозяйством руководит. Строить дом взялась сама. Вдвоём с ней стены отстругали. Я полы настлал в избе. Вместе крышу покрывали. Такой случилось быть судьбе. Пахарь, плотник и столяр. Пять лет в школе отучился, В учебе я не отставал.

*) Дом строить пришлось потому, что Терентий женился. Произошел раздел: он остался на старине, а нам - строить.

После Февральской революции партии меньшевиков, эсеров, кадетов и другие стали готовиться к созыву учредительного собрания. Каждая из них стремилась завоевать авторитет народа и захватить власть в верховных органах страны. Были выпущены миллионы разноцветных анкет, в которых в виде вопросов разъяснялась программа партий. Анкеты рассылались во все города и деревни. Требовалось, чтобы население поставило свои подписи на анкете. Такой всенародный опрос - референдум показал бы какой партии отдаёт предпочтение, доверяет свою судьбу население.

Партия большевиков тоже имела свою анкету серого цвета, на газетной бумаге, под №9. В ней кратко излагалась программа большевиков. Я вспоминаю, какие споры возникли среди крестьян при подписании анкет. Много приходилось разъяснять им - какая партия лучше.

Стоял август 1917 года. С полей хлеб был уже убран. В гумнах обмолачивали рожь нового урожая. Мы - Отец, Мать, я и Яша тоже вели обмолот. После обмолота Мать и Яша отправились домой, а мы с Отцом остались провеять и убрать зерно. Машины-веялки не было, всю работу делали вручную при помощи сквозняков.

В один из таких дней подходит к открытым воротам гумна Михаил Димитриевич Савушкин (дядя Отца, семидесятилетний старик), Андрей Димитриевич Савушкин, Иван Рассадин и Николай Субботин. Поздоровавшись, дядя Михаил обратился к моему Отцу.
- Григорий Иваныч, помоги разобраться нам в споре: какая же партия лучше? Вот Иван хвалит эсеров, а я ему говорю, что большевики у власти нужнее.
Иван Рассадин держит в руках голубой лист.
- Ты посмотри, что написано в ней. Тут всё, что надо крестьянам. Сын с фронта писал, чтобы я голосовал за партию эсеров. Она наша, крестьянская...
- А мой сын, - перебил Михаил Димитриевич, - писал, чтобы я поставил подпись на серой бумаге. У них весь полк проголосовал за эту партию. Она идет за народ. Землю передать крестьянам, фабрики и заводы - рабочим. Вот что написано в анкете большевиков.

В разговор вмешался Николай Субботин.
- Твои эсеры, Иван Семёныч, нам не подходят - они таким зажиточным, как ты, нужны. Вы ведь за землю и пустоши хоть сейчас в драку.
- Ты, Суббота, был голытьбой - таким и остался, если свой клочок не можешь обработать, - со злобой выкрикнул Иван Рассадин.

Спорящих остановил Отец.
- Довольно мужики! Так и до драки может дойти. Надо на сходке разобраться. Вот завтра соберёмся и потолкуем по порядку. А сейчас о ваших спорах расскажу не по анкете, а по жизни. После свержения с престола царя Николая зашевелились все партии. Монархисты мечтают о новом царе - Михаиле или Константине. Конечно, порядки останутся прежними, если эта партия возьмёт верх. Меньшевики - за сохранение частной собственности в деревне и войну до победного конца. Эсеры против самодержавия, но они хотят, чтобы у власти были помещики и капиталисты. Только большевики - за трудовой народ. В их анкете так и написано, что власть должна быть в руках Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, что надо немедленно заключить мир с Германией. Так что это единственная партия, за которую надо поставить подпись на анкете.
- Ты, Григорий, прав, - сказал дядя Миша, - Об этом ты расскажи на сходке. Мы поддержим тебя.

На второй день на сходке были зачитаны анкеты всех партий. Были ораторы из уезда, но по душе всем пришлась речь моего Отца, который очень просто рассказал крестьянам о партии большевиков. Большинство крестьян подписало анкету этой партии.

Сама история подтвердила на деле - за кем идут народные массы, на чьей стороне оказалась победа.

Революция в нашей деревне и в ближайших деревнях прошла без кровопролития. Всё оказалось очень просто - было сильное партийное ядро и актив Комитета бедноты. Из Петрограда был командирован к нам двадцатипятитысячник, рабочий-большевик одного из заводов Антонов Кузьма Антонович. Он привёз с собой полный набор слесарно-кузнечных инструментов и обучил кузнечному ремеслу Отца и меня.

Оборудовав слесарно-кузнечную мастерскую в помещении бани, уговорил Отца быть кузнецом, а учить он будет сам. Цель была такова: во всех соседних деревнях, как и у нас была большая нужда - то колёса перетянуть, то лемеха к сохе и плугу наварить, то лошадь подковать. У кузницы всегда будут люди с заказами и с ними удобно будет вести агитацию.

Мужики постоянно искали живой беседы о событиях в стране. Кузьму Антоновича сблизило с Отцом то, что оба жили в Петрограде. А о той жизни было о чём поговорить.

В нашу семью приехал из столицы друг Отца - дядя Коля. Он сказал, что проживёт у нас до весны. Фамилию его никто не знал и Отец никогда не называл его по фамилии. Нас дядя Коля очень смешил тем, что, не зная крестьянской работы, всё путал в названиях.

В кузнице я частенько помогал раздувать горн от мехов, приводимых в действие вручную и работал молотобойцем. В кузнице я научился обращаться с металлом и даже мог делать горячие сварки железа.

Вечером, когда заканчивались полевые работы, у нас в кузнице собирались мужики. Садились кто как мог: на лавках, табуретках, на корточках, а то и просто на полу. От курева-самосада плавали облака зелёного дыма, даже открытая дверь не успевала проветривать.

Начинались вечера громкой читкой разных приключенческих романов. Книги мне всегда без отказа давал отец Александр. А какую книгу прочесть - выбирали его дети, сын Слава и дочь Муза. Все читки поручались мне.

Помню Кузьма Антоныч принёс книгу немецкого писателя Франца Гартмана «Пещерный волк». В этой книге писалось о приключении одного парня, обиженного помещиком. За обиду он стал сжигать поместья, убивать полицейских, пытавшихся его поймать. Жил он в горной пещере и с ним - прирученный волк, который часто выручал своего хозяина.

Прочитав несколько глав, начиналась дискуссия.
- Неправильно он ведёт борьбу один - надо искать себе сообщников и организованно вести борьбу. Надо быть хорошим агитатором, - с таким предложением выступил Иван Михайлов, продолжая сидеть на корточках, прислонившись к печке.
- Уж если придётся нам громить богатеев, то мы пойдём всем миром, - сказал Субботин, - Вы обратите внимание - нас сорок хозяйств, а кулаков двое. На всю волость один помещик Грюйман. Разве может он устоять, даже если вызовет несколько десятков жандармов.

Присутствовавший дядя Коля принялся развлекать мужиков анекдотами. Помогал ему Субботин. Все хохочут до упаду, закуривая зелёный самосад. И в конце переходили на обсуждения жизненно-политических вопросов.

Уроки нам с Яшей приходилось делать до прихода людей. Если запоздал, то разговоры не дадут нам возможности закончить. Почитав книги, я с братом уходили в комнату, закрывали дверь и спали, не слыша мужицких анекдотов.

Октябрь-месяц у нас на Валдайской возвышенности очень сырой, дождливый. Крестьяне занимаются молотьбой хлеба, обработкой льна. Целыми днями только и слышно из-под навесов или из дворов хлопанье тарелок. Это женщины очищают лён от костры, повязав низко на глаза платки, закрыв старыми мешками левый бок для того, чтобы не ушибить бедро острой деревянной трепалкой. А по ночам в банях идёт чесание волокон льна щетинными круглыми щётками, сидя при освещении керосиновой коптилки. Зато при таком освещении рассказываются солёные анекдоты или негромко поются песни.

О свершении Октябрьской революции в деревне узнали через несколько дней. Тогда у нас не было телефона, о радио еще и в городах не знали, почта ходила из Валдая нерегулярно. При получении известий о революции было срочно созвано общее собрание.

Ликований, речей, планов на жизнь было много. Партийные и сочувствующие поздравляли друг друга с победой. Дословно передать содержание речей я не берусь за давностью времени. Через несколько дней произошла мобилизация в армию...

В нашей деревне окончательно установилась Советская власть. Крестьяне были к этому подготовлены. В присутствии дяди Коли и Кузьмы Антоновича были проведены выборы уполномоченных Комитета бедноты. Полномочия власти у них были огромны: вели борьбу с дезертирством, реквизировали излишки хлеба у кулаков, отправляли голодающему Петрограду, готовили списки для раздела земли.

Для лучшего обслуживания населения по ходатайству перед Уездной администрацией произвели раздел Ивантеевской волости, образовав новую Наволокскую волость. Первым председателем был избран грамотный крестьянин Яковлев Яков Яковлевич, а секретарём - Иванов Терентий Иванович, мой дядя, вернувшийся домой раненый под Гатчиной в период сопровождения поезда в Петроград с арестованным Керенским Александром Фёдоровичем.

Председателем Комитета бедноты больше года работал мой отец. Досталось ему крепко.

Помню такой случай. Пришел Отец к кулаку Алексею Рассадину, потребовал сдать излишки хлеба государству. Но тот наотрез отказался.
- У меня нет хлеба... Если что и оставлено, так на посев, - со злобой отвечал Рассадин.
- Эти ли слова тебе говорить! Кто имеет столько земли? Ведь от Рядчино до Харитонихи, за Каменкой твои земли засеваются, покосы косятся бедняками. Хлеб возишь возами на продажу в Бологое и Валдай.
- Гриша, ты же знаешь - ноне неурожай!
- Кому неурожай, а у тебя прошлогоднего хлеба много!
- Нет у меня хлеба! Не дам кормить городскую голытьбу! - прорычал со слюной на губах кулак.
Взяв понятых, Отец с ломом подошел к житнице и стал сбивать большой замок.
Кулак схватил стоявшую у стены оглоблю и закричал:
- Уходи, Гришка! Убью! - но ударить ему не дали мужики, собравшиеся ради любопытства.

Подогнав подводы, хлеб был погружен в мешки и на телеги. А тут новое препятствие - из Наволока, Харитонихи набежала беднота. Мужики кричали:
- Хлеб надо разделить среди своей бедноты! - ругались, хватали лошадей за уздечки, чтобы не дать подводам уехать в Валдай.

В Гвоздках был крепкий актив бедноты. Мужиков сумели уговорить и обоз с зерном благополучно ушел из деревни.

С наступлением теплой погоды весной 1918 года снег еще не везде сошел, но крестьянам не терпелось - они требовали у комитета бедноты поторопиться с разделом земли. В родные места после ранений и контузий возвращались солдаты. Рассказывали как обстоят дела на фронтах и в революционном Петрограде. Эти вести радовали крестьян - они надеялись на большие перемены, мечтали о земле, которую уже отобрали у помещиков.

В один из воскресных дней все, кто мог ходить, были в поле. Пришли бедные и зажиточные. Каждый знал, что теперь получит землю не на полдуши (была такая мера), а на каждого едока в семье.

Делить землю решили по жребию. Изготовили по числу едоков палочки, нарезали на них римские цифры, каждому свой номер, и всыпали в торбу из холста. Каждый домохозяин заготовил колышки, чтобы поставить их на месте.
- Ну, мужики! Вот и дождались мы дня, когда все получат бесплатно и навечно землю, - обратился к односельчанам Матвей Григорьев, - Теперь наша советская власть даёт землю каждому, кто будет обрабатывать её своими руками.

К председателю комитета бедноты подошел бедняк Андрей Платонов.
- Дядя Гриша, а кто же мерить землю будет? - спросил он, - Ведь это грамотному надо делать.
- Не беспокойся, Андрей. Мой сын окончил школу и считать умеет хорошо. Не зря я его еще в Петрограде будил ночью, чтобы повторил задание по таблице умножения, а это было когда он ходил в третий класс, а теперь у него конец пятого класса.
- Знаем мы твоего парня... Не подведет он, - поддержали в толпе. - Давайте скорее приступим к дележу.

Первому доверили тащить жребий Матвею Григорьеву. На него смотрели сотни глаз. Дядя Матвей вытащил палочку с номером XII. Все поздравляли моего отца - это был наш номер. Мне поручили треугольником шагомером-двухметровкой отмерить землю на пять едоков. На всю жизнь запомнилась эта полоска земли...

Сложную работу землемера мне пришлось проделать во всех полях, пустошах, лесах. Мужики были рады. Говорили, что делается всё по справедливости. Раньше (с полнадела) даже при хорошем урожае хлеба не хватало до нового урожая. А теперь наша и другие семьи получили землю по числу едоков. Не надо идти к кулакам, кланяться в ноги, чтобы он дал в аренду немного пашни или покоса. С великой радостью трудились крестьяне в ту весну и лето на своей земле и получили хороший урожай.

Недолго существовала в деревне партийная ячейка. Отца моего направили на работу инструктором Новгородского Губземотдела по организации кооперативов на селе.

Кузьму Антоновича направили заведующим земотделом Валдайского исполкома. "Дядя Коля" (фамилию его так и не узнали) уехал на партийную работу в Петроград.

Почти 60 лет прошло с тех событий, которые я описываю в 1978 году. Так в нашей деревне прошла бескровная революция, давшая нам землю и хлеб. О первых организаторах Советской власти хорошо помнят старожилы деревни. В честь 50-летия Советской власти имена наших активистов начала перестройки жизни в деревне, в том числе и моё имя, были собраны в Валдайском краеведческом музее. В 1968 году я ездил в гости в Бологое и побывал в городе Валдае. Зайдя в музей, посмотрел там наши фотографии с пояснительным текстом, висевшие на стене. Побеседовал с заведующей музеем.

Новый праздник Первомая

Весна 1918 года предполагалась быть ранней. Дни с ночными заморозками сменялись на солнечные и теплые. В такую погоду мы с азартом носились вперегонки, играя на просохших дорожках в лапту, побросав с себя шапки и пальтишки. Резвились мы только в свободное время от учебы или в школе на переменках. Вечерами готовились к экзаменам. В конце апреля приходит в наш класс заведующий Прокопий Фёдорыч и объявляет:
- Ребята, наша школа впервые будет участвовать в праздновании Первого мая - праздника весны и труда. Нам к этому дню надо хорошенько подготовиться.

Учитель распределил среди классов работу: изготовить лозунги, шесты для них, красное знамя из кумача.
Вот и настало 1 мая. День выдался солнечный, тёплый. Каждый пришел в новой одежде. Учителя построили нас по-классно на садовой дорожке. Прокопий Фёдорыч рассказал нам о значении праздника, о борьбе революционного пролетариата. Поздравил нас с первым в жизни нашей школы праздником Первого мая.

После торжественной речи мы с песнями отправились в лес за реку Березайку за саженцами. Часть учеников была оставлена копать посадочные ямки... Принесли деревья, посадили... И вот от школы к селу Наволок протянулись ровные ряды молодых деревьев. По окончании посадок, построившись в ряды с лозунгами и знаменем, пошли по главной улице села. Наш школьная демонстрация очень удивила жителей. В их жизни ничего подобного не бывало.

После демонстрации учителя и школьники пошли в рощу. Здесь уже дымились самовары, разогреваемые собранными шишками. На поляне, прикрытой молодой травой, стояли чашки с блюдечками, принесённые из дому учениками. Сахар и хлеб также всяк себе принес из дому. Пили чай, смеялись, шутили... Разливальщицы не успевали наливать чашки - таким необыкновенно вкусным казался нам чай. После чая весело закружились в хороводах, пели песни, читали стихи. Довольны были ученики и учителя. Время к вечеру, а расходиться так не хотелось.

Каждый год, встречая праздник Первомая, я вспоминаю этот день, проведённый школой. Побывав на родине лет через 20 я посетил первомайские посадки. Деревья в стройном порядке образуют красивую тенистую аллею. Все деревья живы.

Глава 15. Собрание. Лето 1918.

Приближалась осень. В деревнях шла уборка хлебов, которые в этом году выросли хуже, чем когда-либо раньше.

С весны, весь период сева шли дожди. Крестьяне долго ждали улучшения погоды, но не дождавшись стали сеять в землю похожую на тесто. Лошади утопали по щиколотку, а подключенные к упряжке бороны зарывались зубьями по самую раму, оставляя за собой заплывающие бороздки и всклоченные дерновые "головы".

Озимая рожь сидела под плесенью и местами вымокла совершенно, за исключением холмистых и песчаных почв.

Лето наоборот стояло такое жаркое, что трава на суходолах, не защищенная лесом, желтела. Ольха вдоль дорог пожелтела тоже, обронив листья, изъеденные синими жучками и их гусеницами. Земля потрескалась. Горели леса и болота от неосторожного обращения с огнем и от поездов, работающих на дровах. От дыму ело глаза, а солнце можно было видеть только по середине дня и то в желто-оранжевом ореоле.

В деревне Гвоздки, также как и в соседних деревнях, мужики убирали снопы с полей, а бабы, низко согнувшись, вылавливали остатки жалких кое-где торчащих колосков ячменя. Глядя на поле помутневшими глазами мужчины за затяжкой махорки ахали.
- Что теперь с нами будет?.. Хлеба не хватит до Рождества. С голоду всем придется умирать...
А бабы, собираясь по утрам на выгоне скота, только и говорили о предстоящем голоде.
- Пропадать нам нонче. Посеем озимь и закрома пустые...
- Вон Матвеевы листья с яблонь собирают, а Ивановы ходят в Серебрянское болото за мхом, да собирают кости и толкут их в ступах, потом размалывают на муку. Еремины всей семьёй от мала до старого Терёши ходят по полям, собирают головки дикого клевера, стебли щавеля и делают муку.

Всё это настолько назрело во взрослых, что и дети ходят скучными и не играют так весело, как раньше. Война еще на наши головы навязалась.
- Чтоб её чёрт побрал! Тьфу! - набирая воду из колодца, переговаривались бабка Анисья с Федоровой молодухой, - И кто её только выдумал? Кому тесно, я спрашиваю тебя, Анютка?
- Мало, бабушка Анисья, видно навоевались с немцами, теперь между собой стали драться!
Всех мужиков втянули в эту бойню. На земле некому стало работать. - сказала Анютка.
- Мой Вася не успел и отдохнуть от той войны как следует, опять ушел на фронт.
Анютка, отвернувшись в сторону, краем подола платьев утерла слезы на глазах.
- Только вот те черти пузатые сидят дома да холку отращивают, - Анисья рукой указала на дом кулака Рассадина. - Лошади у них целы, круглые от сытости. Бегают по деревне, только ребятишек пугают!

Их разговоры были прерваны стариком Андреем, который ходил по деревне с колотушкой, стуча по окнам, сзывая людей на сходку.
- Дедка Андрей, что у тебя там за новости? - спросила бабка Анисья, поднимая ведра с коромыслом на плечи.
- Идите бабы на собранье! Да посылайте всех взрослых! Собрание у Саши Климина. Делов будет много, а главное - о налоге...
Андрей пошел дальше, продолжая барабанить по простенкам изб.

Изба для проведения собрания наполнялась быстро: шли мужики, бабы, молодежь и даже ребятишки, скорее посмотреть на чужого мужчину, чем слушать собрание. В углу, на лавке уже сидел и говорил анекдоты дедка Андрей и его соперник поговорить - Федор Тоболин. Изба вдоль стен была обставлена длинными скамейками грубой работы и маленькими "скамушками" посередине. В переднем углу под образами был квадратный стол, тоже, можно сказать, топорной работы, служивший потомству многих веков, что было видно по пропитке грязью, но поверхность досок была чисто выскоблена ножом.

За столом сидел, ожидая людей, разложив бумаги и дымя самосадом, комиссар Наволокского волисполкома Трифонов Василий Петрович. Рядом с ним сидел председатель комитета бедноты Иванов Григорий Иванович, затягиваясь махоркой. Оба читали про себя новости и предписания из волости.

Василий Петрович носил бороду клинышком, которая ярко чернела на бледном лице. Волосы причесаны назад, так называемой "политической" прической. Росту среднего, сухощав, но голосист.

Председатель комбеда против Трифонова выглядел колоссом. Рост большой, плечи широкие и видно сила немалая, нос прямой, короткие усы французской моды, борода чисто выбрита. Одет в военную форму.

- Давай, Иваныч, говори народу, что там у вас, а то Тобола скоро всем пупки надорвет своими сказками. Народ весь в сборе, кроме Рассадиных.
- Хорошо! Начнем, коли все собрались. А тех мы и приглашать не намерены. У нас до них есть особое дело, будем решать вместе с вами. Дед Андрей, подсчитай присутствующих!

Старик встал у стола и стал считать.
- Так что все налицо, Григорий Иваныч! Начинайте разговор о вашем деле. Я насчитал сорок два человека.
- Ладно. Давайте изберем президиум!
В народе закричали разными голосами.
- Петровича в председатели!
- Яшкину Груню!
- Терешу Иванова!
- Правильно! Хватит кандидатов! - Григорий, выйдя из-за стола, присел сбоку, а свое место уступил председателю. - Прошу, товарищи, внимание! Василий Петрович, приступайте к первому вопросу дня.
- Граждане! Я начинаю свой небольшой доклад, который требует от вас серьезного внимания.
Трифонов встал, обвел глазами собравшихся, прокашлялся и, взяв записку с контрольными вопросами, начал говорить.
- Поскольку мы собрались активно, и вы и наша коммунистическая партия доверили вашему селу почти руководить волостью! Вы только посмотрите на актив бедноты! Младший Иванов - боец РКК, стойко дравшийся в двух войнах, теперь он секретарь нашего волисполкома. Старший Иванов - председатель комитета бедноты, дела у него решаются неплохо. Доверие есть и доверять можно. Почему? Потому что они из нашего трудового теста. Поскитался Григорий по городам и кое-что видел, как надо жить. Республика окружена огненным кольцом врагами народа. Четырнадцать государств, не считая своей белой нечисти окружили нашу республику. Уже подбираются к Питеру банды Юденича, во Пскове - банды Булак Балаховича. Кого, спрашивается, они бьют? Да таких как мы с вами! Бедноту и рабочих городов. Посмотрите на кулаков! Они ни один не пошли на наш фронт и ожидают скорой развязки с нами, то есть с властью народа.

В народе заволновались. Докладчик остановился.
- Не нарадуются долго! Мы им скоро хвосты-то подожмем!
- У нас тоже такие есть. У некоторых сыновья на фронте у белых и есть затворники, сидят себе в запертом доме и носа на волю не показывают.
- Товарищи, не перебивайте докладчика, будут прения, вы всё выскажите, - сделал замечание Матвей Гришин.
- Товарищи, - начал вновь Трифонов, - я в своём докладе не обойду и ваших. Но я хочу сначала вас ознакомить с тем положением, в котором живут на фронте солдаты и в городах рабочие: хлеба не хватает, топлива нет. Страна в таком тяжелом положении. Надо собрать несколько вагонов хлеба, картофеля, мяса. Некоторая доля падает и на вас.
- В нашей деревне с этим ничего не вый дет! Нету у самих хлеба. Картошку едим пополам с овсяной мукой, - заголосила вдова Анисья Феклистова.
- Верно Анисья говорит! Нет мяса! Ничего не дадим!
Дедка Андрей быстро соскочил со скамейки, пощурился слеповатыми глазами, подбежал к столу, по-старчески зашамкал ртом, махая правой рукой, а левой стучал дубиной в пол.
- Брось, Митрич! Уж если ты заплакал, то думаешь поверили? Знаем мы тебя. Видели скирды твои. Знаем, у тебя не одна корова на дворе. Лошади твои не от сена и воды круглые как мячи. Вот я - старик, борода - волосы сивые. Двое со снохой работаем, сын в армии служит. Разве я не помогу? Знаю, частица и моему сыну достанется!
- Правильно, дед! Ай да Андрей Ларионыч! Вот доказал справедливо и прижал его в тупик, - похвалил деда Григорий. - Тише вы, мужики! Поговорим после, как нам поступить. Ну, ну, Ольга Степановна, перестать надо. Ишь раскудахталась! Что ж, по твоему выходит, мы и помочь не собираемся. Собрались, вроде, как сказку послушать. Не хотим, значит, Советской власти? Пусть опять нам садятся на шею Рассадины, Шарковы и другие, на которых мы работали всю жизнь. Забыли плётку и нагайку барина, жандарма?

Все притихли. Трифонов повел свой доклад, закурив козью ножку из махорки-самосада.
- Товарищи, мы большую часть продразверстки возьмем от кулаков и от укрывателей дезертиров. У вас в деревне они есть, только трудно поймать. Где-то они ловко прячутся. А вам остается незначительная часть. Надо обсудить по-настоящему, что мы можем взять в первую очередь у кулаков? Вы прекрасно видели, что у них получено с полей.
- Знаем мы какие они собрали урожаи. И сейчас есть запасы прошлогоднего зерна, потому прячут по ночам. - пыхтя дымом сквозь желтые усы, вставил своё слово Япишин Фёдор. - Ребята, гуляя по ночам, замечали как к житницам подъезжали подводы и уходили в поле.
- По первому вопросу у меня всё. Теперь можете говорить в прениях, только не все сразу.
- Я хочу говорить!
Поднялся, до того сидевший у стены на корточках, Федор Тоболин. Черный как цыган, с проседью на висках и бороде, с трубкой в зубах, которую не вынимал изо рта даже разговаривая. Лет ему шестьдесят пять. Прозвище ему было "Табола-балабола", за его анекдоты и сказки, прибаутки и разную дрянь. Работал сторожем в волисполкоме.
- Вот, робяты, мужики и бабы, мой сказ каким будет. Создать надобно комиссию из бедняцкого сословия, да и нагрянуть с обыском. Отобрать у кулаков всё, что найдем полезное для дела. У укрывателей дезертиров тоже кое-что отобрать. Хотя бы овец и коров. Пусть указывают - где их сыновья! Мало того, что укрываются, так воровать начали: в поле овцы теряются, во дворах кур всех перетаскали. Ночью стало опасно выходить, у них оружие есть, а у нас, кроме дубины да ухвата у баб, нет ничего. Дербулызнет по башке и пропал, справляй старуха поминки, а они уйдут и с собаками не сыщешь... От себя лично. Я хоша очень бедно живу: хлеба нет, а весеннего барашка отдам. И считаю, по состоянию, как у Климина Андрея или Николая, они выделят хотя бы по быку и хлеба могут дать. Верно ведь, мужики?

Встаёт Григорий Иванов и, посмотрев себе в ноги, говорит.
- Односельчане!.. Я со своей стороны считаю речь Фёдора не сказкой. Он, можно считать, на деревне первая гольтепа, живет за счет огорода, валенки людям подшивает да сторожем служит. Доход его не большой, но за власть Советов хочет идти первым. Неужели мы станем от него отставать?

Я скажу про себя. Кто у нас работник? Семидесятилетняя струха-мать, жена, да вот малышей двое. И в школу надо, и работать надо. Вы прекрасно знаете, что я и мои братья всё время жили в отходничестве. На три четверти земли не прокормишься. Из долгов не вылезаем. Рассадиным должен хлебом, дяде Егору должен возвратить взятую исполу корову. Но так кричать, как кричала Анисья или другие, я не хочу. Нам всем ясно, куда идёт наша помощь!

Я от себя свезу в город воз сена для армии. Еще хочу предложить организовать нам в волости "Кооперацию". Закрыть этим самым двери частным лавочкам. В кооперативе можно наладить обмен товара. Заимел десяток яиц - тащи в лавку, получай соль, спички, керосин и другое, что надо.

Кроме кооперации я предлагаю взять в машинном товариществе сепаратор, маслобойку в рассрочку на общественные деньги. Организовать маслодельную артель. За сдаваемое молоко будем получать масло и творог, содержать штат работников. Поможем государству, а главное, этим увеличим поголовье и разовьем животноводство. С кормами нам не грозит опасность, по кормам и заготовкам сена нам завидуют соседи.

- Вот ведь, ядрёна вошь, не даром по городам болтался, кое-что знает в жизни и нас уму-разуму учит, - выразился Михаил Большак соседу, подставив ухо для ответа, но сосед не ответил.
- Смотри, Гриша, ты больше нас знаешь! Мы согласны на кооперацию и артель маслоделия. Это дело не хухры-мухры!

После прений большинством утвердили: выделить тройку по изъятию излишков хлеба, мяса; организовать артель и поставить вопрос на других селениях об открытии кооперации.

Глава 16. Дезертиры.

Летние ночи застают деревню почти врасплох. Кто везёт снопы, кто спешит загнать вернувшуюся с поля скотину. Вот едет подвода с сеном. Хозяин лошади, видно тоже спеша до темна доехать до амбара, теребит её за вожжи, шагая впереди. Со стороны можно было представить, что человек тащит за вожжи лошадь с возом. Сгущался туман с дымом над землей. Вдали трещал дергач. Слышится песня молодого парня, откликавшаяся во всех рощах эхом. Лошади щипали траву, позванивая колоколками наподобие монастырского трезвона.

Громче всего звенели не заткнутые колоколки, бьющие о скулы лошади, на мчащихся двух лошадях, на которых сидели два подростка лет по двенадцать. Впереди на вороном коне небольшого роста ехал Ваня, сын председателя Иванова Григория. За ним на гнедом старом мерине - его друг Коля. Оба одеты в штанишки из молескина и ситцевые рубахи, без головных уборов. Ноги босые, покрытые пылью, болтались и били по бокам лошадей.

Отличались они только тем, что Ваня больше ростом и русоволосый, а его друг - среднего роста, нос с горбинкой, волосы темнорусые. От длительного бега лошади тяжело дышали.
- Коля, поведём лошадей к Васильковскому ручью? Там еще быстрее пасутся и вода есть.
- Поехали! Не прозевай дорогу, что на право, да смотри не круто сворачивай, иначе свалишься на бок!
- Ну, ты! Еще не видел, как я умею ездить! Но, но! Не сдавай, Воронко, не давай ему обогнать, - закричал Ваня, подхлестывая коня ольховым прутом. Лошади поскакали во всю лошадиную прыть, а за спинами ребят трепались их рубашки. - Тпру, стойте кони удалые! Вот вам свежая трава!... Эй, Николаха, отстал со своим "стариком". Подбавь ему жару! (Эхо повторило по лесу "А-У")

Колька, подъезжая, на ходу спрыгнул с коня, сдернул узду, бросился к ручью пить свежую воду. Ваня тоже последовал за Колей. Напившись, они сели друг против друга, но на разных берегах.
- Все-таки, Ваня, мы здорово прокатились! Да?
- Пожалуй, не хуже кавалеристов. Не хватает только шашки. Эх, кабы заиметь! И побили бы мы с тобой кустиков.
- Ваня, утром, когда пойдешь за лошадью, зайди за мной.
- Ладно, зайду. Только твой дед скорее меня разбудит... он, наверно, и ночи не спит.
- В общем, договорились - кто вперед встанет, тот и заходит.
- Стой, погоди садиться! Что это там на опушке? - полушепотом спросил Ваня, вытягивая голову из-за куста.
Колька перескочил на ванин берег и оба стали внимательно смотреть в сторону леса. Там сквозь туман виднелись две фигуры, тащившие тяжелую ношу.
- Не пойму, кто это может быть... пойдем, Коля, поближе...

Пошли вдоль ручья. Всё также шёпотом разговаривали ребята, боясь себя обнаружить. Они подвязали уздечки через плечи, удила взяли в руки, чтобы они не издавали звука. Потихоньку, крадучись вдоль ручья направились между порослей ольхи и кустов ракиты.

Люди шли вдоль леса по луговой дорожке и обязательно должны были перейти мостик через ручей и скрыться в лесу. Ваня и Коля, не доходя до моста шагов за тридцать засели в большом кусту и так плотно прижались один к другому, что слышали стук сердца.
- Смотри, Ваня, они свернули с дороги к ручью и садятся у Кипучего ручья.
- Я, Колька, теперь догадался, что они тащат и даже узнал, кто они такие. Они тащат овцу, висящую за ноги на жерди. Черти, опять чью-нибудь убили.
- Ваня, вот бы сюда собаку! Говорят, что собаки по следу вора находят.
- Да... Смотри, закуривают. Это наши Гераська Платонов и Шурка Николаев.
- Молчи, не шевелись, а то услышат и нам с тобой влетит здорово. Вон у них ружья есть, только маленькие какие-то.
- Это обрезы! Делают из винтовок, обрезая ствол и ложе. Я такие видел в волисполкоме, их отобрали у пойманных в Рудовском поле у дезертиров.
- А что, Ваня, кабы нам подкараулить их, куда они пойдут - наверно не далеко отсюда.
- Нет, я боюсь, услышат еще, тогда убьют... долго проходим, моя Мать задаст трёпку по первое число.
- Ну, струсил. Батька, небось, не даст в обиду. Он ведь руководит деревней и за то, что мы узнаем, похвалит еще.
- Довольно. Давай слушать, что они говорят!

Оба напрягли всё своё внимание, хотя им мешал рокот ручейка, бежавшего по камешкам. Но всё-таки разбирали, о чём идет разговор между дезертирами. Говорил больше Гераська, пыхтя дымом в наседавших комаров: "Зачем нам ходить за мясом в чужие поля, когда сегодня сообщили из деревни, что хотят у наших скот отбирать и хлеб. Из-за того, что мы не хотим дырявить воздух и подставлять свои головы под пули." Шурка, подумав, сказал: "Надо нам всем подобрать ночь потемней да на деревню нагрянуть, поднять переполох, пострелять. А Ивановым Гришке и Терёшке подбросить в окно "лимон" немецкий. Пусть знают, что нас даром не возьмешь."

- Слышь, Ваня, они хотят вас убить!
А Ваня сидел, ухватившись руками за колено, побелевший весь от услышанного.

Гераська продолжал: "Нет, Саша, бить без драки как-то не ловко, да и не к чему. Первое, могут пострадать наши, а второе, не ими власть создана, я так понимаю. Их выбрали собранием и не они нас на войну послали. Всё-таки попугать можно." "Ну, так вот, я другое придумал Герась. Давайте по ночам из дому перетаскивать к нам хлеб. Черт с ними и с коровами! Зарежем, а мясо засолим в глиняных ямах. Хату нашу лесную углубим. До весны жить можно будет. А весна придет, там будет видно."

- Коля, слышишь, надо и вправду последить за ними и где они живут, - шепнул Ваня.

"Отдохнули, Шурка! Попьём и потащим. Чёрт, какая тяжёлая досталась сегодня!"
"Хорошо, еще там потроха выкинули." Гераська полез к воде, вытянувшись на животе вниз головой и стал пить ртом.

- Я, Коля, твёрдо решил: давай следить сколько можно, хотя и страшно в лесу ночью. Авось, не заблудимся. Смотри, они пошли к лесу с обрезами на изготовке... а как они оглядываются...
- Мы, Ваня, давай отстанем от них настолько, чтобы было чуть видно. Нас тогда не заметят.

Ребята украдкой, куст за кустом, шли по следам дезертиров. Вот миновали Батьковский ручей, вошли в лес, где сразу стало темно. Не учтя этого, они быстро потеряли из виду мужиков, хотя еще слышали потрескивание сучков.

- Давай, Коля, побыстрее, а то уйдут! Только собрались прибавить шагу, как впереди раздался крик кукушки. Ребята остановились и прилегли на мокрую от росы траву.
- Что такое? Никак они кукуют? - спросил Ваня, поджимая под себя босые ноги.
- Слышь, еще далеко, далеко опять кукушка, - шепнул Коля. - Да, это они. Только мы их совсем потеряли из виду и слуха. Кроме того боязно идти при такой темени. Пойдём лучше домой? Сообщим твоему Отцу куда они пошли, место знакомое.

Так наши пинкертоны повернули обратно. Выйдя на дорогу, побежали в сторону деревни бегом. Было совсем темно. С запада поднималась чёрная туча, закрывая постепенно всё небо. Спотыкаясь о камни, боли не чувствовали. Их подгоняли страшные рассказы бабушек. Мокрые от пота, приятели шагом поднялись на последний пригорок перед деревней. С пригорка была видна деревня, мерцавшая в окнах огоньками. Стало веселей на душе.

- Это откуда вас нелёгкая несёт? Чуть с ног не сбили! Что с вами, вы такие мокрые?

От резкого мужского голоса ребята растерялись. Волосы от испуга поднялись. Увидев шедшего по дороге, узнали своего односельчанина Степана Соколова.
- Дядя Стёпа, как ты нас напугал! Даже дрожь пробрала. А откуда ты, идёшь?
- Я-то ладно - с поля иду. Ходил изгородь вокруг стога сена починять, развалилось. Верно лошади тут побывали... А вы откуда так поздно летите?
- Мы водили лошадей на Скоморохово, а потом зашли в бор брусники пособирать. Вот и запоздали, - ответил Коля.
- Ладно! Идите вместе, веселей будет!

Молча шли до огорода, который раскопан на торфяниках, где росла капуста и другие овощи.
- Должно, ребята, буде дождь. Ишь как заволокло небо от захода солнца! Ветерок тянет с той стороны. Ишь как заволокло небо! Хотя, дал бы Бог дождика, а то озимь не всходит.
- Дядя Стёпа, а что твой Костя всё воюет? - спросил Коля. - Пишет письма-то?
- Он, ребята, далеко отсюда, где-то на Украине, под Киевом. Пишет, что всё немцев лупят. Горячие бывают бои с обоих сторон.

Так они дошли до ворот в деревню и на середине ее разошлись с дядей Степой. А сами всё-таки решили рассказать отцу Вани о виденном. Откинув щеколду двери на ощупь, нашли дверную скобку. Войдя в избу, Ваня сбросил с плеч узду под кровать, а Колька встал у порога.

Мать слезла с кровати и набросилась с бранью на Ваню.
- Где это ты пропадал, пёс лохматый?! Небось со взрослыми ребятами шлялся? Дрянные песни петь учился? Курить учишься? Сейчас я тебя верёвкой отхлещу! Будешь знать, как шляться до полуночи.
Ваня принялся было по старой привычке хныкать, но потом стало совестно при своем друге.
- Нет, Мама, запоздал по делу. Коля может подтвердить. Нам нужно Папу. Где он?
- Что там еще за дело у вас? Теперь ночь и делов никаких не может быть! Спать! Завтра разбужу рано.
- Нет, тётя, дело большое. Надо сообщить дяде Грише или Терёше, - вступился Коля.
- Коли дело, так идите к Матвею, они там сидят. Идите быстро, да зовите Отца спать, - уже в дверях крикнула Устинья выбежавшим ребятам.

Ваня и Коля припустили на середину деревни, где жил Матвей.
- Я так и думал, что тебя Мать отстегает. А и сердитая она у вас? Мне вот хорошо - мы спим в на сарае, потихоньку залезу через двор, проберусь по углу и лягу на своё место, - проговорил Коля.

Подходя к дому Матвея они увидели яркий свет в окне, плотно занавешенном. Можно было видеть сквозь занавеску силуэт человека, а кто сидит не узнать. Коридор закрыт изнутри. Коля постучал удилами о скобку. На стук ответил голос.
- Кто там?
- Это я, Ваня. За Папкой пришел.
Дверь отворила Аксинья, жена Матвея. Пропустив ребят, снова закрыла дверь. Приятели вошли в просторную избу, в которой сидели человек шесть мужчин. По комнате плавали синие клубы дыма. Все молча обернулись на вошедших.
- Ты, Вань, что за мной или какое дело есть? - спросил Отец.
- Мама зовет скорее домой да ругается, что долго тебя нет!
- Что так скоро? Или беда с ней стряслась?
- У нас, дядя Гриша, дело большое к тебе есть, - заскочил Колька раньше Вани, норовясь показать себя.
- Если дело, так говорите! У нас секретов нет.
- Вот он и я... - начал Коля, но Ваня, перебивая и повысив голос, стал говорить:
- Мы с Колей ехали...
- Куда заехали? Что такое с вами случилось? Говорите по одному!
- Григорий Иваныч, пусть лучше говорит Ваня, он толковее расскажет, - посоветовал Матвей.
Ваня, шмыгая носом, утер его рукавом рубахи, огляделся кругом и стал говорить.
- Мы водили с Колей лошадей. Довели их до Васильковского ручья. Устали. Сели отдохнуть. Смотрим, идут под гору двое и несут ношу.
- Кто это идут? - спросил Терентий.
- Подождите, расскажу по порядку. Мы вначале не узнали, потом стали следить незаметно для них. Не доходя до Скомороховского ручья, спрятались в кусты и тогда узнали, кто это.
- Это были дезертиры! - встрял Коля.
- Ты не суйся! Я расскажу сам! - сердито огрызнулся на него Ваня.
- Так, говоришь, видели дезертиров? Ну, говори дальше. А ты, Коля, подожди и не мешай!
- Дезертиры несли привязанную за ноги большую овцу. Недалеко от нас они тоже сели, закурив махорку. Один из них говорит другому: "Давай, Сашко, сделаем в деревне погром, убьём Ивановых".
- Это вы точно узнали, что свои были? - спросил Матвей.
- Это точно! Наши Гераська и Шурка! Потом они решили не убивать...
- Сказал про то Гераська! - вставил Колька.
- Это я и без тебя знаю! Они будут делать набеги, пугать народ и уводить свой скот, чтобы не достался государству. Мы решили узнать, где их жильё, но стало уже темнеть. Дошли до леса и потеряли их следы.
- В каком направлении они пошли? - спросил Терентий.
- В лес, через Васильковское поле. Там они прокуковали трижды, им ответили далеко с болота.
Григорий, подозвав к себе ближе ребят, в полголоса сказал.
- Вы, ребятки, смотрите, об этом никому ни слова! А ты, Матвей, быстро запрягай в двуколку лошадь и гони в город за карательным отрядом, для розыска дезертиров. Я считаю, они прячутся в болоте на острове. А теперь пошли спать. Ты, Терентий, идёшь? Спокойной ночи!

Выйдя на улицу, окунулись в темноту ночи. Начал накрапывать дождь, дул сильный ветер, раскачивая берёзы, срывая с них листья. Григорий взял ребят за руки и пошёл наугад, но быстро шагая.

Глава 17. Разведка Типусты.

В эту ночь в деревне спали спокойно. Всему виной был грозовой дождь. Он прекратился только к утру, как будто его и не было. Свидетелями были только лужи да свежий приятный воздух. Солнце вставало, как вымытое под душем.

Утро. Трубит пастух в свой самодельный рог из бересты. Коровы и овцы потихоньку бредут за ворота выгона, подгоняемые прутом. Мать Вани уже сготовила завтрак из варёной картошки. Пар из чугунка поднимается до потолка, затуманив ламповое стекло и абажур. За столом сидели тихо и умело очищали кожуру, посыпая солью, прихлёбывая квас с редькой.
- Мать (так называл Григорий жену), перекусив твоими "рябчиками", приготовь Ване корзинку. Он пойдёт с Дуськой Тоболиной в лес за ягодами.
- Так он ведь заблудится, скоро искать придется...
- Нет, Мама, я наши поля все знаю. Не только наши, но и соседских деревень.
- Пусть будет по вашему. Брусника не плохо не только для пирогов.

Минут через сорок Григорий вернулся к дому с Дуськой, девочкой лет пятнадцати. У неё крупные карие глаза, волосы чёрные заплетены на две косички, курносая. Ростом меньше Вани на полголовы. Одета в цветастое платье в сборку, сделанное из материнского сарафана.
- Ваня, ты где там? Иди сюда! - позвал Григорий, усаживаясь на скамейку под окном.
- Иду, Папа! - посвистывая, он подбежал к сидящим. - Здравствуй, Дуся!
- Здравствуй! Что это ты всё с собакой возишься, обучаешь её?
- Хочу сделать её охотницкой.
- Вам, ребята, я хочу поручить важное дело. Это дело требует от вас хитрости и находчивости. Вы идёте за ягодами вдоль Васильковского болота, от него пройдёте на Скоморохово, обойдёте гору кругом и выйдете на Батьково. Ягод собирайте немного, больше присматривайтесь и прислушивайтесь кругом. Не пропускайте любые звуки. Ваша цель: определить, где живут дезертиры. Если заметите их, запомните с какой стороны и куда идут. Дома мне сообщите. Да смотрите - никому ни говорите куда идёте и кого видели.
- Папа, а Дуська, как увидит кого с винтовкой да рваного - испугается!
- Да-а, ничуть не испугаюсь. Ты думаешь, я такая трусиха? Сам ты струсишь!
- Спорить, ребята не надо. - Григорий положил руки на плечи детей. - Если вы боитесь идти на это дело, то сидите дома.
- Что ты, дядя Гриша, я ничуть не боюсь! - сказала Дуська.
- В таком случае идите! Только хлеба с собой возьмите, поешьте когда устанете.

Ребята совсем собрались и вышли на крыльцо. Ваня простился с Тузиком за лапу. Пошли по дороге. Пройдя около половины пути, они сели на косогор у дороги. Ваня стал переобувать сапог, куда попал камешек.
- Дуся, ты есть еще не захотела?
- Нет, я хорошо поела дома... Как ты думаешь, Ваня, встретим мы кого или нет?
- Не знаю... Думаю, что мы найдем даже их жильё. Только где они могут жить... в амбарах или в землянках?
- Пошли дальше, если переобулся. Я не устала, - заявила Дуся.

Ребята вновь отправились в путь. Поравнявшись с первым перелеском, свернули к большому ручью, вытекавшему из болота. Прошли мелкой порослью ольхи и можжевельника. Весело пели птички, на траве еще была роса, да блестели лужи от вчерашнего дождя.
- Вот и ручей! В нём весной мы ловили щук и налимов. В большую воду на нерест они проходят из озера. Я расскажу тебе, Дуся, как Колька выкупался в воде. Шли мы с ним в воскресенье рано утром вдоль ручья, где в низких местах был еще лёд. Подошли мы вон к той омутинке, положили наловленных щук на траву. Стали смотреть в воду. Вдруг Коля увидел рыбу: "Ваня, я налима вижу! Дай мне острогу!" Подал я ему острогу и стою рядом. "Смотри, Коля, не промахнись! Подводи острогу ближе да норови в середину хребта."
- А теперь тут есть рыба? - спросила Дуся.
- Нет, её всю выловили за весну.

Ребята подошли к тому месту, где ловили налима. Ваня указал место под водой.
- Вот у той колодины он стоял, спрятав голову под колоду, медленно шевеля хвостом. "Коля, прижми плотнее к земле!" Он как ткнет, да в рыбу не попал, а зацепил за колодину и плюхнулся в воду. Уж я так хохотал над ним, а он зацепился за куст ивы и кричит от холодной воды: "Ох, ох! Ваня, помоги вылезти!" Вытащил я его. Сняли бельё, отжали воду и бегом припустили к дому.
- Острога осталась под водой? - спросила Дуська.
- Она осталась на дне. Мы ее сейчас достанем...
Ваня стал раздеваться, чтобы искупаться и поискать острогу.
- Давай, Дуся, искупайся и ты! Легче будет... Подумаешь, застыдилась! Иди вон за тот куст, там хороший омут!
Ваня нырнул с берега в направлении колоды. По воде стали разбегаться волны, а несколько пузырей поплыли по течению.
- Ух, как здорово нырнул! Верно песком замыло острогу. Нащупать её не смог.

Дуську тоже взяла зависть водной прохлады, она забежала за куст, быстро разделась, влезла в воду.
- Ах! А-а-а, - и она опустилась с головой, быстро выскочив. - Ох, и холодная вода! В озере куда теплее.
- Вода в озере солнцем согревается, а тут ручей, который течёт из болота и за кустами не прогревается, - ответил ей Ваня.

Продолжая так забавляться, они не заметили, как подошёл к ним мужчина, одетый в шерстяной домотканый серый пиджак.
- Эй, вы, купальщики! Что тут разбрязгались? Разве вам мало места в озере?

Оба быстро обернулись к подошедшему. Дуська с испуга присела по горло в воду. Ваня узнал в этом мужике дезертира из соседней деревни - Кирилла Ступина.
- Мы с Дуськой за ягодами идём, да вот захотели искупаться.
- Ну, ну! Дело не плохое. А не стыдно вам вместе купаться?
- Чего нам стыдиться? Мы свои люди! - Ваня стал вылезать из воды, цепляясь за густую траву.
- Дядя Кирилл, а чего вы делаете в нашем поле?
- Я ходил лошадь искать. Она у меня потерялась.

Ваня уже знал, что Кирилл дезертир и спросил прямо.
- Я слышал, что ты с фронта ушел и прячешься в лесу?
- Нет. Я только приезжал в гости. Завтра опять уеду на фронт в свою часть!

Дуська, видя, что Кирилл отвернулся к Ване, быстро схватила в охапку бельё и отбежала за кусты одеваясь на ходу.
- Ребята, что у вас нового в деревне?
- Всё по старому, дядя Кирилл, - ответил Ваня, внимательно смотря на течение ручья.
- Я пошел к дому. До свиданья! - Ступин направился вглубь леса левее болота.
...

- Дуся, ты готова?
- Я одеваюсь!
- Иди сюда!.. Я сообразил, что нам делать! Мы сейчас пойдём по его следам. Видишь, на траве сбита роса и примята трава? Нам по следам хорошо искать, куда он направился.
- Да, я тоже поняла. Идём!

Забрав корзинки, ребята направились в лес, низко наклоняясь для того, чтобы не потерять след. Ветки хлестали им по глазам, но они на это не обращали внимания. Лишь бы скорее достичь цели.

Пройдя вглубь леса они стали терять следы, потому что в лесу не было ни травы, ни росы. Вся земля толстым слоем осыпана хвоёй и шишками.
- Как же нам быть, Ваня?
- Ничего, Дуся, не отчаивайся. Мы теперь пойдём напрямую. Около Батькова есть барсучьи норы и место боровое. Будем собирать ягоды. Нет ягод - заберёмся на гору Типуста, откуда кругом всё видно, даже хорошо слышно, как в Иверском монастыре звонят колокола. А до Валдая - 18 километров. Наша Типуста высотой 1000 метров (на самом деле - 278), выше ее в округе нет таких гор.

Тут ребят привлек прилет сойки, она тревожно поворачивалась на кусте и кричала.
- Это значит тревожный сигнал. Мне Папа говорил, что сойки и сороки всегда кричат, когда кто-то чужой в лесу, - сказала Дуся.
- Давай, Дуся, ягоды собирать! Чего сойку слушать. Вон, смотри, какая брусника...
Они поднялись на пригорок. Много мест обходили, а ягод всё-таки мало собрали. Устали порядком.
- Ой, Дуська, у меня спина заболела! Пойдём к Пастухову шалашу?
- Пошли. Там хотя бы хлебца поедим и посмотрим, что делается в окружности.

Они проходили полосы с огромными межами из валунов и малинника, похожих на огромные следы, оставленные великанскими санями, съехавшими с гор.
- Смотри, Дуся, осторожнее! Здесь много водится змей. Немало было случаев, когда змеи кусали людей. Я помню случай, когда змея укусила одну тетку за палец и она бедная умерла, не дойдя до дому.
- Это часто бывает?
- Да. Наша бабушка рассказывала, будто одной женщине на покосе небольшая змея залезла в рот и дальше, когда та спала. Увидел это её муж, ничего ей не сказал, только спросил её: "Что тебе снилось?" Та ответила: "Мне хотелось пить и я долго пила холодную воду из родника. Так она была вкусна!" Муж бросил работу и уговорил жену идти домой. Тут ей сделалось дурно, началась рвота. Муж скорее истопил баню, наломал малиннику с ягодами, наложил всё это на каменку, поддавая много пару. У жены еще сильнее шла рвота и вместе с ней вышел змей.
- Удивительно, как он ее не удушил и не ужалил?
- Не знаю. Но тётка осталась жива, - досказал в заключение Ваня.

Уселись на тёплый песок и свесив ноги в яму на пол шалаша. От его крыши остались два кола с рогатинами. Достали из корзинки хлеб, поделили его поровну. Стали есть и смотреть на гору, где горизонт сливается дымкой. Вдали виднелись деревни и горбатые поля, подстриженные серпами под ёжика.
- Ваня, я слышала от Тятьки, он тоже пас коров и рассказывал. Вот на этой горе Типусте пастух из Гвоздков захотел построить для себя шалаш. Нарубил тонких деревцев, наложил крышу из дерна. Полез внутрь, а шалаш обрушился и придавил пастуха. Утром нашли его мертвым и тут же похоронили.
- Да, гора примечательная. Она много выше Батькова. Какая она красивая! Лес ровный, как подстриженный. Говорят, когда на этой горе не было леса, то было видно двадцать церквей, Короцкий и Иверский монастыри. А до них 20 км будет!
- Мы с девочками ходили сюда гулять. Только боялись мужиков, - говорила Дуся.

Во время разговора они услышали издалека шаги, потрескивание сучков со стороны леса. Обернувшись в сторону шагов, с набитыми хлебом ртами, затихли, всматриваясь сквозь кусты. В стороне от них проходил незнакомый мужчина, не замечая ягодников. Уже он стал удаляться от них, как вдруг быстро обернулся на шум от дуськиной корзины, упавшей в яму. Выхватив из-под полы наган, вскричал:
- Кто здесь? Ложись или я стреляю!
Ваня и Дуська растянулись по песку, бледнея, что берёзовый пень, торчавший рядом. Мужчина подошел с наганом на изготовку. Ваня успел заметить, что у него красноармейская фуфайка, полосатые черные брюки, залатанные белыми нитками грубыми стежками. Сапоги кожаные с почти оторвавшейся подошвой. В серой папахе. Борода и усы давно небритые.
- Эй, шантрапа, вставай! Что вы тут делаете?
Ваня, еще не смея встать, ответил:
- Ягоды собираем. Да поесть хлеба сели.
- Живо встать! - скомандовал по-военному.
Ребята встали и протянули недоеденный хлеб. Мужчина взял его, посыпал солью и стал жадно набивать рот. Было видно, что он голодный.
- Что-то, смотрю, вы знакомые... Вы не из Гвоздков? Признал вас обоих, чьи будете... Батек тоже хорошо знаю, чтоб их чёрт побрал, с кожей вместе! Ишь, новой власти захотели! Ужо получите, покажем вам кузькину мать!..

Доев хлеб, облизнул пальцы и по привычке положил руку на наган, торчавший из-за пояса.
- Ведь моего Папку народ выбирал, он от собрания поставлен.
- Замолчать! Еще вздумал языком болтать, босяцкое отродье! На, вот тебе на память!
Выхваченным наганом он так сильно ударил по затылку Ване, что тот сразу ткнулся лицом в песок, не проронив ни звука. Дуська испугалась до полусмерти, уронила корзинку и со всех ног бросилась бежать под гору в сторону деревни, сверкая пятками. Плакать она почему-то не могла и не соображала ничего в это время. Одно стремление было бежать в деревню. За спиной послышался выстрел и отборная брань.
- Погодите сволочи! Весь ваш корень выведем!...
Больше она уже ничего не слышала и не видела.

Пробежав всё Скоморохово и поднявшись на Жеребовскую гору, Дуська упала, поткнувшись о камень. Сколько-то времени она просидела стоная, обхватив и поглаживая ушибленную ногу. Облизав языком сухие губы, Дуська стала подниматься на ноги, но они причиняли сильную боль. Тогда она подползла к ольшине и, взявшись руками за ствол, с трудом стала подниматься, а боль разошлась по всему телу. Случившееся событие гнало её быстрей к деревне. Ноги не подчинялись ей. Тогда она сильнее заплакала. Постояв около двадцати минут успокоилась, ей стало легче. Сначала сделала шаг, потом другой и медленно пошла, спотыкаясь о камни на дороге.

Оглядевшись, Дуська заметила, что солнце уже низко. С усилием стала прибавлять шагу и переходить на медленный бег. До деревни осталось около полкилометра. Впереди навстречу ехал всадник на лошади. Это был ее сосед Лёшка. Дуська стала кричать: "Помогите! Помогите!". Услышав крик, Лёшка поскакал навстречу и, поравнявшись с ней, спрыгнул с лошади, ухватив Дуську за руки. От потери равновесия и слабости она упала на дорогу.
- Что с тобой? Ты вся бледная, перепуганная, растрёпанная, платье разорвано...
- Это я зацепилась за деревья, когда бежала по лесу! Гони скорее к Ивановым! Ихнего Ваню дезертир...
- Что дезертир? Говори скорее!
- Дезертир ударил Ваню по затылку наганом! Я не знаю, кто он, но нас он знает. Я убежала.

Лёшка обернул лошадь, прыгнув на неё верхом, помчался в деревню, оставляя за собой облако пыли. Доехав до дома Ивановых, он крикнул в окно, не слезая с лошади.
- Дядя Гриша, Вашего Ваню в поле дезертиры..! - остальное он не сказал, потому что в окно высунулась Мать.
- Что ты там, Лёшка, звонишь пустое? Какой дезертир? Разве могут обидеть, ведь он еще мал?
- Где дядя Гриша?
- Он ушел в сельсовет. Там Матвей привёз новостей...

Лёшка больше не стал дослушивать женщину, а помчался к зданию сельсовета. На улице оказалось много народу. Матвей, затягиваясь махоркой, высунулся из окна и отвечал односельчанам интересующие их новости из города. Подъехав к народу и увидев Григория, Лёшка слез с лошади, потихоньку подошел к нему и шепнул на ухо о случившемся. Григорий сначала растерялся, но быстро взял себя в руки, подавив свои чувства. С хмурыми бровями вышел из толпы.
- Расскажи, Лёша, толком: что случилось?
- Дуська Тоболина говорит, что дезертир ударил наганом Ваню по голове. А когда она отбежала, слышала выстрел, но в кого - не знает.

Григорий, наспех расстёгивая ворот рубахи, вбежал в толпу.
- Товарищи, вызвать красноармейцев отряда!
Сам побежал к лешкиной лошади, мигом уселся на нее и помчался в поле. У ворот деревни, встретив Дуську, подхватил ее как пёрышко, усадил на колени.
- Где точно остался лежать Ваня?
- Он, дядя Гриша, в Пастуховом шалаше на Типусте.
Ссадив Дуську, Григорий присоединился к отряду красноармейцев и скомандовал.
- За мной, товарищи!
Отряд из восьми человек с командиром помчались во весь опор за Григорием. У него была лошадь без седла, но он держался крепко, временами оборачиваясь к отряду.

Ваня лежал без сознания долго. Когда он очнулся была сильная боль в голове. Попробовал встать, но снова упал... Еще повторялись потери сознания. Тихо простонав, опять лег на землю. Прохлада немного освежила и силы постепенно возвращались. Подняв голову, он увидел, что был один. Солнце уже опустилось за вершины леса.

Убедившись в полном одиночестве, Ваня медленно пополз от шалаша под гору. Постепенно выпрямившись, пощупал голову, на ней выросла огромная студенистая шишка. Раны не было только благодаря фуражке, которая теперь ему мешала. Сбросив фуражку, он пополз вдоль межи, часто отдыхая на пути. От движения кровь стала нормально циркулировать по телу.

Шатаясь, как пьяный, поплёлся на дорогу, надеясь, что кто-нибудь подберёт. У дороги сел отдохнуть на кряжик, привалившись к ольшине. Просидел минут двадцать. Потом взял в руки ольховую палку, пошел к дому. У протекавшего через дорогу ручья выпил воды, немного посидел. Пошел значительно быстрее.

Подойдя к мостику, где они с Колькой наблюдали дезертиров, Ваня увидел, как с горы мчатся всадники. В первом он узнал Отца. От радости, забыв боль, хотел побежать, но ноги, зацепившись одна за другую, свалили его на косогор дороги. При падении ушиб плечо о землю.

Немного приподнявшись на руки, Ваня закричал:
- Папа, я здесь! Не ищите меня!...
Отряд поравнявшись, спешился. Григорий подбежал к сыну и легко подхватил Ваню на руки.
- Сыночек мой! Не думал я, что с тобой такая беда случится... Лучше я не посылал бы тебя на такое дело... Думал, больше уже не увижу живого, - Григорий стал целовать сына в лоб.
- Ничего, Папа! Всё уже проходит. Он меня стукнул только раз. От этого я упал. - раздельно и тихо проговорил Ваня.
- А кто это, ты не знаешь? - спросил один из красноармейцев.
- Где-то я его видел... Только он оброс бородой и худой на вид... Не припомню, кто такой.
Второй красноармеец подошел с бутылкой и индивидуальным пакетом с ватой.
- Ну, молодой человек, показывайте где у вас рана. Я сделаю перевязку, - красноармеец принялся накладывать бинт через лоб и подбородок.

Командир отряда Зимин, созвав бойцов, приказал.
- Товарищ Щеглов, возьмите парня на лошадь и осторожно отвезите его домой. Уложите в постель, напоив крепким чаем из наших запасов.
- Есть, товарищ командир! Отвезти домой и напоить чаем.
Григорий еще раз поцеловав сына, передал его верховому, а сам, вскочив на лошадь, помчался в глубь поля. Отряд последовал за ним.

На скаку командир обсудил с Ивановым план действий по оцеплению горы: объехать болото до конца поля и повернуть. Проехав Скомороховский ручей, Зимин отдал распоряжение.
- Винтовки привести в боевую готовность! Ехать в рассыпную, через гору до Батькова, сжимая постепенно в кольцо за болотом.

Солнце уже село. Ярко-красная заря разлилась по горизонту, превращая в золото вершины деревьев. Видимость в кустах стала плохой. Объездив гору и подгорье вдоль и поперек, всадники съехались на месте происшествия у шалаша. В яме валялись рассыпанные ягоды брусники, да Дуськин платок.

Зимин подошел к Иванову и говорит:
- Коллега, я считаю, логово надо искать где-то по близости. Надо заняться серьёзнее...
Командир стал осматривать местность из бинокля.
- Ах, какой замечательный вид местности! Всё вокруг видно, как на ладони. Ваша деревня вместе с соседними смотрится, как небольшой городок.
- Вы правы, товарищ командир! В таких местах есть где спрятаться. Посмотрите вправо - какие горы, лес! Там можно жить годами и никто не найдет.
Григорий, наклонился за платком и корзинками, потом сел на лошадь.
- Пора, товарищ Зимин, ехать в деревню.
- По коням! - скомандовал командир.

Когда отряд спустился с горы, стало совсем темно. Лошади побежали мелкой рысью.

Три следующих дня были посвящены розыскам логова дезертиров, но всё оказалось в пустую. Не найдя скрывавшихся, отряд отправил в город под конвоем пойманных укрывателей продовольствия и дезертиров. Жители деревни от мала до велика вышли проводить арестованных, сопровождая их шумом и криками негодования. Остальная часть отряда уехала в другую деревню, находящуюся в шести верстах, где тоже находилось гнездо дезертиров, беспокоивших население. Там работа была проведена более удачно, хотя и был небольшой бой, закончившийся двумя ранениями и, со стороны дезертиров - двое убитых и раненый.

Глава 18. Организация молочной кооперации

В начале октября 1918 года на очередном волостном заседании партийного бюро и актива комитетов бедноты в селе Наволок обсуждался вопрос об улучшении жизни крестьян. было единогласно утверждено, открыть в селе Наволок кооператив и оборудовать в Гвоздках маслодельный завод в помещении бывшей мелочной лавчёнки дяди Степана Савушкина, которая ничем не отличалась от хлебного амбара. Сепаратор и маслобойка были привезены из бывшего имения Межутоки, с небольшим количеством бидонов и другой молочной посуды. Членами правления кооператива после собраний по деревням волости прошли: Бронзов Иван, Гордеев Контантин, Малинин Василий (отец Кольки). Председатель ревкомиссии - Иванов Григорий. Мастером по маслоделию стал самоучка Григорьев Матвей, а для обучения на маслодела были направлены три подростка на Бельский маслозавод, существующий с 1916 года.

Сначала в собрании с докладом выступил Кузьма Антоныч.
- Товарищи! Партия предлагает создать условия для улучшения жизни крестьян. У них будут излишки продуктов, которые будут попадать в город. Мы этот вопрос обсудили в Гвоздках. Вот нам доложит Григорий Иваныч, как он думает начать эту работу.
- Я предлагаю организовать скупку молока у населения. Для этого надо организовать товарищество. Зарегистрировать в уезде. Выбрать правление. Приобрести сепаратор, маслобойку и другой инвентарь. Бидоны и остальное оборудование завода взять из имения Межутоки. Разместимся в лавке Степана Савушкина, он согласен отдать. Помещение не большое, но, коли дело пойдет хорошо, построим маслозавод.
- А где взять специалистов? - задал вопрос председатель волисполкома Яковлев. - Молоко-то пойдет, но его будет некому обрабатывать.
- Об этом мы тоже подумали, - сказал Григорий. - В селе Бель с 16-го года работает маслозавод бывшего помещика. Пошлем туда на курсы нашу молодежь. Предварительно надо туда подъехать для договорённости.
- Что за кандидатуры? - спросил член комитета от Наволока.
- Председателем правления советую Василия Николаевича, он человек граммотный. Членами правления партбюро рекомендует Михаила Яковлева и Григория Иванова, - предложил Антонов.
- На курсы маслоделов пошлём подобранные среди молодежи кандидатуры трёх парней: Николая Малинина, Петра Алексеева (с 6 классами) и сына Григория - Ивана с пятилетним образованием.
Доклад Кузьмы Антоновича выслушали и одобрили. Осталось собрать сходки по деревням, чтобы провести агитацию для вовлечения населения в молочную артель. Установить нормы возврата обрата, пахты и масла. Определить отчисление в пользу правления.

Выбрали не слишком морозную погоду после бушевавших метелей, которые здорово замели дороги. Но была надежда, что люди ездят по хозяйственным делам от села к селу и в город Валдай на знаменитые Валдайские базары. Наша троица, Николай, Пётр и я, собрав для себя запас продуктов и белья, поехали на очередной подводе в село Бель учиться маслоделию на один месяц.

Проехав через озеро, надо было ехать между школой и церковью.
- А что, ребята, не плохо бы помолиться! Ведь мимо церкви едем. - пошутил Коля.
Вам что еще не надоело на лбу синяки набивать? А между прочим, хотите я вместо попа пропою всю службу, которая исполняется в период обедни? А вы помолитесь. Не зря же я был певчим в хоре. - ответил я.
- Давайте лучше споём "Мы кузнецы и дух наш молод" или "Мы молодая гвардия". А то - "Не ходил бы ты Ванёк во солдаты", - посоветовал Коля.
- Споём! - согласились все.
И так мы почти всю дорогу (18 км) ехали с песнями, иногда слезая с саней пробежаться по дороге для разминки затёкших ног. Проехали деревни Старина и Ванютино.

Подъезжая к селу Бель мы увидели огромное озеро (Шлино), блестевшее алмазами от свежего снега. Дома тоже были закрыты толстым слоем снега. С крыши свисали сосульки разной длины и толщины. По главной улице виднелась большая церковь. Несколько домов с открытыми ставнями - магазины.

По приезде в Бель каждый из нас нашел себе жильё. Мне в этом случае повезло. Оказалось, что на маслозаводе работала рабочей тётя Агафья, своячница Ивана Ивановича "Малыхи". Её старшая сестра Катя была женой Ивана Ивановича - дяди Вани. Я ведь имел удовольствие гулять на их свадьбе прошлой осенью.

При встрече с Агафьей она была приятно удивлена.
- Ваня, да это ведь ты?! Какое совпадение, что попал к нам учиться. Это хорошо, я помогу тебе. Отец, мать здоровы?
- Да, тетя Агафья, все здоровы. Привет и низкий поклон передают вам и всем вашим.
- Спасибо! Пошли к нам устраиваться жить. Только питание у нас неважное. Сам знаешь - у нас в этом году неурожай.
- Ничего, как-нибудь проживём. Я привёз хлеб и картошку. Думаю, что на месяц хватит.

С разными разговорами мы подошли к их дому. Обыкновенная крестьянская изба в три окна. Под окном замёрзший пруд, обсаженный берёзками со скворешниками на них. За домом большой двор и конюшня.
На ночь мне стелили на полу соломенный матрац, а одевался своим тулупом. Семья состояла из отца и матери Агафьи и тихого дурачка, которого на улице обижали мальчишки. Он был лет сорока, обросший бородой и с длинными волосами.

Завод был расположен в доме бывшего помещика. Имелось несколько просторных комнат. Приёмная, сепаратная с большим квадратным котлом для подогрева молока, маслобойная с кувыркающейся дубовой бочкой и круглого вертящегося стола для отжима масла.

Кроме практических работ и ознакомления с технологией я в свободные часы учил теорию по книге по маслоделию, взятой у Агафьи. В книге были химия, микробиология, технология, отчётность, нормы выработки, анализы всех видов продукции.

Закончив учёбу и получив удостоверение с хорошими отметками, можно было возвращаться домой. К указанному сроку приехал за мной дядя Терентий на двухместных санях. Нарядный как жених, даже на лошади блестела красивая сбруя. Оказалось, у него через два дня будет свадьба.
- Дядя Терёша, на ком ты женишься? На Кате Никитиной из Наволока или на другой?
- Да, Ванюша, я женюсь на Кате! Она мне больше всех нравится.
- Свадьба будет настоящая?
- Да, самая настоящая, только без венчания. Зарегистрируемся в исполкоме. Гулять будем у нас и в Наволоке. Егор Захаров (муж Марии, сестры Кати) самогонки наготовил.
С разговорами о свадьбе, о невесте, где будут жить, мы приехали домой. Катя была среднего роста, русоволосая, с крестьянской полнотой, умеющей работать в поле и дома. Отца у неё нет. Два брата работают по хозяйству. Про них говорят: здоровые, как быки, им любая работа по плечу.

Гуляли на свадьбе три дня. События этой свадьбы для меня связаны с одной историей, в которой я принимал непосредственное участие. Это история о поимке солдатов-дезертиров, местных мужчин, которые вынуждены были скрываться в лесу от советской власти и народ тоже помогал ловить этих отщепенцев.

Свадьба дяди Терентия с операцией.

В один из рабочих дней нас "курсантов" пригласили на совещание в правление артели, в дом Василия Николаевича, чтобы избрать мастера. Посмотрев наши справки, взвесив все наши познания, не только на курсах, но и по школе, к удивлению всех присутствующих, мастером Малогвоздковского маслозавода был назначен я. Школа дала хороший отзыв. И помог многолетний опыт тёти Агафьи. На все задаваемые вопросы я отвечал без запинки, не то что мои товарищи. Кузьма Антоныч даже сказал:
- Ваня уже доказал своё прекрасное образование при разделе земли. Вы вспомните - какие поля разного профиля, холмы, огромные площади покосов, лес на брёвна и на дрова - всё было разделено! И никто не заявил, что его обмерили.
- Теперь пусть потрудится ещё на благо народа.
- Постараюсь оправдать ваше доверие, - ответил я.
Потом все поздравляли меня, желали успехов в работе...

Глава 19. Мастер маслодел

С марта 1919 года начинается мой трудовой стаж, занесённый в трудовую книжку. А эта книжка - документ на всю жизнь. Не трудно подсчитать сколько мне было тогда лет.

Правление так развернуло работу, что к нам стали носить молоко вёдрами на коромыслах, возить бидонами на подводах из одиннадцати деревень. Если выйдешь вечерком на высокое место, то видишь, как по дорогам, полевым тропинкам, по улицам деревень идут вереницами мужики, женщины, девушки. Все несут нам молоко.

Сепаратор был маленький. Крутили его с утра до ночи сами рабочие и сдатчики, чтобы скорее уехать или уйти домой. Из сданного молока получали большой процент обрата (снятое молоко), пахту, которые сдатчики так же несли обратно к себе. Бочка для сбивания масла была большая. Диаметр около полутора метров, шириной 80 см. В середине два ряда решёток, две железные ручки, рассчитанные на четырёх рабочих. Рабочих было двое. От невероятных напряжений за 12 часов рабочего дня и, подчас, от недоедания (три года был плохой урожай хлеба, падёж скота) меня мучили фурункулы.

Вот так жили в те годы.

Питались мохом из болота. Из сена делали труху. Кости в ступе расколотим, Горой набьём мы требуху. Было трудно, но дожили До пророка до Ильи - Хлеба поспели, мы зажили, Убрав с полей снопы свои. Отцу работу подобрали Губинспектором в союз. А мы работали, гуляли... Уже с девчонками вожусь. Горжусь, что новая гармошка. С гармошкой парень вожаком. На ней пилю уже немножко. С собой гулять несу тайком. Ранним утром и до ночи В перерыве между дел, Пока масло бьёт рабочий - В гармонь играет маслодел.

Устанешь сильно - труд тяжелый. А ночь не спится - ни почём. Молочниц встанет круг весёлый, Танец вьётся калачом. Потом с друзьями проберёшься На берег озера "сидеть". Подолгу думам отдаёшся, Стараясь звёзды разглядеть. Какая ярче всех заблещет? Не эта ли и есть моя? А сердце слышно как трепещет О том, кто влюбится в меня! В мечтах, гулянье и работе Год за годом я живу. Настала трудная забота - Брёвна из лесу вожу. После раздела Отца с дядей К дому двор необходим... На дровни брёвна класть наладил Так, что конь едва ходил.

Видя большое поступление молока, для обработки которого помещение было тесное, на правлении было решено построить новый завод. Население поняло, что в данных условиях идёт рост поголовья молочного скота и оказало помощь в заготовке и вывозе леса. Строителями были: Отец, Василий Козлов (будущий зять тёти Анисьи), Александр (Шура) Николаев (приёмный сын дяди Николая Димитриевича).

Между домашними делами строили около трёх месяцев. Заводу отвёли место в конце деревни по направлению к озеру. Он состоял из двух помещений, разделённых широкими сенями. С правого бока был глубокий ледник, набиваемый зимой льдом из озера Холмского. Вся работа была выполнена бесплатно.

Я переселился в новый завод, куда установили новый сепаратор с большой производительностью. Большой квадратный котёл. Работа по обработке молока и выработке масла пошла значительно быстрее и нам стало физически легче.

Летом и весной собирались сдатчики и ждали пока их молоко будет отсепарировано. При хорошей погоде устраивали танцы, пели песни. У меня появилось некоторое свободное время. Открою окно, сяду на подоконник и играю на гармошке. Была у меня минорка русского строя. Играть научился не так, как опытные гармонисты, но плясать и петь люди могли с удовольствием. Выучил несколько народных хоровых песен.

Научился я тогда определять качество молока на вкус (органолептическая проба) и различал снятое молоко, разбавленное молоко или смесь разных удоев. Все эти недостатки влияли на качество масла. А наше масло прославилось так, как в настоящее время "Вологодское". На рынке в Бологое наше масло покупали нарасхват москвичи, ленинградцы, ездившие в наши края для обмена одежды, обуви, ценностей и соли на муку, крупу, масло. В Ленинграде тогда был голод.

Как-то летним вечером приехала на завод приёмщица из деревни Старина. Был у неё такой горестный вид. Сдав своё молоко, она заявила:
- Иван Григорьич, не знаю что делать! Одна тётка носит плохое молоко, видно, разбавляет водой.
Анюта, не расстраивайся! Я на днях к вам приеду на контрольную проверку, а ты виду не подавай.
- Ладно! Я незаметно солью её молоко в пустую посуду и оставлю для контроля в пробирках.
- Правильно! Так и сделай до моего прихода.

Выбрав прекрасный солнечный день, с расчетом чтобы возвращаться ночью было светлее, я собрался в Старину. Белые ночи прекрасны в Ленинграде. У нас ночи не совсем белые, но всё-таки вечерняя заря сходится с утренней близко. Взяв двухпатронную центрифугу в портфель, набор реактивов, часов около пяти вечера направился через Наволок в Старину. Обходя вокруг озера, я по пути смотрел на апостолов у входа в церковь и на школу, где были летние каникулы. Проходя мост через реку Березайку, любовался как плещется рыба в реке и вечерние стрекозы еще играют на камышах. На старом кладбище слышен свист дроздов, а вдали спорят между собой вороны.

Маршрут вокруг озера я выбрал не зря, хотя уже был мост через озеро. В народе так крепко засели разговоры о существовании в конце озера русалки. Причём не только среди стариков и старух, но и среди более молодых. Находились даже очевидцы, уверявшие что видели русалку своими глазами. Она будто бы сидит на брёвнах через ручей близко к концу озера, где проходит по болоту пешеходная тропа. Отправляя по этому пути, бабушка меня предупреждала.
- Смотри, Ваня, не повстречайся с русалкой! Худо будет, если она затащит тебя в пучину.
- Что ж, - отвечаю я ей, - с такой красавицей приятно встретиться.
Сам я, конечно, не верил в подобные чудеса и вообще в нечистую силу, прочитав немало книг, разоблачающих подобные суеверия.

Я дошёл до Старины. Сделал нужные анализы не только у подозреваемой тётки, но и у ряда других. Кого представили к наказанию, кого предупредили. Побеседовал с Анютой, девушкой лет восемнадцати, красавицей, среднего роста, с сильными руками и ногами от тяжёлой крестьянской работы. Поговорил с её родителями о земле, погоде, о том, что хвала тому, кто придумал организовать производство сливочного масла. Ведь люди стали заводить больше коров, стало больше навоза, поэтому лучше урожай и больше хлеба.

Хотя я работал на маслозаводе с удлиненным рабочим днем, некоторая доля времени всё же оставалась и на личную жизнь. Например, в полуденное время - молоко обработано, масло сбито, упаковано в фунтовые брикеты и убрано в ледник. Тогда я изучал игру на гармони или, в период уборочной, ходил в поле помогать матери жать рожь, ячмень, овёс, косить и сушить сено. Зато по воскресным дням, когда у крестьян не принято было работать (но на маслозаводе выходных не было), молодежь, управившись с завтраками, приходила к маслозаводу.

Был у нас еще в деревне гармонист - Васька Сашихин. Его так прозвали за то, что его отец Александр Климин был "ни рыба, ни мясо". Всем хозяйством руководила жена Сашки Анна. Так и стали их дети Ксения и Василий называться Сашихины. Вася был одноглазым, на левом глазу него было молочного цвета бельмо. Учился играть только на слух, перенимая опыт баяниста Егора Нилова из деревни Вороново.

Был теплый летний день, солнце здорово припекало, но к вечеру туман снизил жару. К нам пришли ребята и девчонки из Наволока, Макушина. Песни и пляски в самом разгаре. Я вышел на улицу в белом халате и белой шапочке на голове.
- Ребята, смотрите наш танцор появился! Ваня, ради такого дня покажи чужакам (так звали ребят из других деревень) будут ли с устатку плясать твои ноги! - сказал Федя Субботин. - Вася, сыграй задористую!
- Ради такой компании я не прочь сплясать цыганочку.
Сняв халат и шапочку, положил их на открытое окно.
- Вася, давай!
В напарники пригласил Сашу Яковлеву, соседку. Мы сначала взяли медленный темп, дальше всё убыстряя. От нашей пляски стало подниматься облако пыли, а стоявшие всё расширяли круг.
- Во, это пляска! Санька, не поддавайся соседу!
Мы с Санькой носились по кругу отбивая чечётку. Я принялся отбивать руками всякие колена.
- Давай, давай, Ваня! Покажи какие у нас есть плясуны! Пусть завидуют твоим ногам. - кричал Стёпка Игнатьев. - Что завидно?
- Ребята, сколько же колен показал наш маслодел? - кричал Лёшка Савушкин.
- Ничего! И мы не лыком шиты! - Выскочил в круг Николай Стариков из Наволока.
Теперь он и я соревновались - кто больше покажет колен. Николай плясал здорово, но его подначивали.
- Где тебе Колька угнаться за нашим Ваней! Ты поучись у него да потренируйся на гумне, где пол гудит и эхо передаёт все звуки, издаваемые ногами...
Я кончил плясать, отошел в сторону. Сел под одобрение девчонок - мол здорово показал класс пляски.
- Девки, знаете откуда он берёт такую пляску? Он научился от цыган. Они ведь у них зимуют до весны. - сказал Субботин.
После цыганочки парни встали в круг для пляски кадрили, приглашая в пару девчонок. Рядом со мной осталась сидеть Дуся из Макушина. Девушка небольшого роста, русые волосы на лбу и на висках завиты колечками. На лицо красивая и по характеру, видать, резвая. Я её спрашиваю:
- Как, Дуся, нравится у нас? Почаще приходите - жалеть не придётся.
- Да, у вас хорошо! Весело! Не то, что у нас в маленькой деревушке. Гармониста нет. Парней - раз, два и обчёлся. Я что-то о тебе слышала, все девки только и судачат: "Парень симпатичный, деловой. Годков не много, а уже такую должность занимает".
- Дуся, я не против с тобой познакомиться! Как ты на это смотришь? Я иногда в воскресенье буду приходить к вам. У меня будет напарник Стёпа Ерёмин, он ходит в вашу деревню к Марии. Правильно это?
- Да, Стёпа ходит... Они любят друг друга, и я думаю поженятся. А познакомиться с тобой я не против.
Помощницы мои всё убрали, полы помыли. Я закрыл двери на замки. Молодежь стала расходиться. Я, спросив у Дуси разрешения проводить ее, получил согласие и мы пошли через мост, через Наволок вдоль Березайки до Макушинского поля. Дальше она до дому пошла одна. В пути у нас было много разговоров о праздниках, гулянье. Гуляют ли ее братья Шурка и Федя. Домой я вернулся когда заря уже стала из красной розоветь. Вот так! Работая на маслозаводе и помогая домашним по сельскому хозяйству, находил время на гулянье. Работал уже третий год.

Фотография периода, когда я работал маслоделом в возрасте 14 лет. Рядом двоюродные - Ксения и Павел Вороновские. Ксения - крёстная брату Павлу.

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ