Иванов Пётр Дмитриевич
АВТОБИОГРАФИЯ
О родных Шатновичах
Моя родина – деревня Большие Шатновичи Великосельского сельсовета (до войны) Лужского района Ленинградской области (смотреть карты). Моя деревня находится примерно в 2-х километрах от границы Новгородской области (после войны). На юго-западе совсем рядом Псковская область. Деревни нашего сельсовета (начиная с юга, по Медведскому тракту): Невежицы, Рассохи, Б. Шатновичи, М. Шатновичи, Великое Село; на севере: Волчинец, Заречье, Чеклё. То есть наши деревни расположены на юге Синезерья - Череменецкого озера и озера Врёво. Хотя от них по тракту почти 5 км.
Несколько слов о нашей местности. В основе её – крохотные возвышенности (метра 3-4), лиственные (преимущественно) леса и болота. Есть речка Кукса, вытекающая из озера Крёкша (2 км на запад), которая впадает в Череменец. Перепад высот равен 18 метров (прочёл в газете «Ленинградская Правда»). Помню такие названия мест, как Митина горка, Крысанов островок, Передняя нива, Средняя нива (там стоит тригонометрический знак), Задняя нива, к озеру в угол, Первый остров, Второй остров, Чищенки, Каменка, Малые и Большие Ретили, Горбатая нива, Могилы и др.
Я родился 18 февраля 1927 года, но в паспорте написано 14 февраля. Эта ошибка вкралась где-то с довоенного времени. Родился в семье крестьян. Отец - Дмитрий Иванович Иванов, мать – Анна Ивановна Петрова из большой семьи Петровых из соседней деревни Малые Шатновичи. Я хорошо помню: у нас были старый деревянный дом, двор, сарай, гумно, около 0,4 га земли, сад… почти как у всех.
Родители мои в 1929 году, как мне говорили, были рассереднячены и выброшены из деревни. С современных позиций (2010 г.) это наказание было абсолютно необоснованным. Вообще-то, я – настоящая безотцовщина. Когда мне было 2 года, родители были вынуждены уехать из деревни в Ленинград на заработки. Естественно, они оказались в Ленинграде без угла, без специальности. Отец почти всё время работал грузчиком в порту, а мать работала в торговле. Она была грамотная, окончила 7 классов (неполно-среднее) в Конезерье.
Помню, что ещё отец работал в бригаде по закупке скота – как-то надо было выживать во времена ленинского НЭПа. Эта работа наверняка разрешалась – после закупки скотины шёл его забой, а затем реализация мяса (возможно, в заготконтору). Здесь я, к сожалению, могу ошибаться.
Таким образом, я жил вместе с бабушкой Татьяной Алексеевной, матерью папы, младшей сестрой папы Анной Ивановной и родным братом Павлом, старше меня на 1,5 года.
Дедушка, отец папы, Иван Николаев умер вскоре по возвращению с русско-японской войны от чахотки в январе 1908 года.
У нас с братом были заботливые родители. Каждый год они приезжали в отпуск в деревню. Мы жили очень хорошо, обеспеченные родителями и, конечно, овощами, картошкой, ягодами, яблоками со своего огорода-сада. До какого-то года у нас была своя корова. Я и сейчас не могу обходиться без молока и молочных продуктов.
Сестра папы – няня, как мы её называли, в каком-то году уехала в Ленинград, в услужение. Основным работником на огороде была наша любимая бабушка. Что-то и мы делали на огороде, помогали.
В возрасте 1,5 года у меня случилось воспаление среднего уха (левого). Черепные операции не помогли – и в 1,5 года, и в 3 года. В возрасте 8 лет надо было снова делать операцию, но мама смогла найти врача-гомеопата, который (или которые) меня вылечили без операции.
Потом я пошёл в Великосельскую начальную школу (с 1935 по 1939 гг.), где я хорошо учился (даже почётные грамоты получал).
Жизнь в деревне Шатновичи, которая входила в колхоз «Красная Победа», поначалу была приличной. Наша семья не входила в колхоз. Крестьяне сдали колхозу своих лошадей, плуги, бороны, другой сельхозинвентарь, зерно и семена на посадку. Коровы оставались у крестьян. Коровник был построен позже.
Когда в стране были организованы МТС, большая часть урожая нашего колхоза уходила на оплату работ нашей МТС. Точно я не знаю, но трудодень оплачивался очень скромно. В основном, крестьяне питались со своих хозяйств.
Производительность труда является функцией оплаты труда. Какова оплата – таков и труд. Для того, чтобы колхозники больше трудились на колхоз, была запрещена (прим. 1938 г.) заготовка сена для своих коров на, так называемых, неудобьях (небольших клочках земли с разнотравьем по границам полей, болот, на опушках леса и т.п.). В результате дефицита сена в деревне из около двух десятков коров осталась одна. То есть колхозники остались без молока и молочных продуктов. В какой-то степени лишились и прибыли от продажи говядины. Говядина тогда стоила в несколько раз дешевле свинины.
После этого запрета появились «сталинские коровки», так называли коз, которых проще кормить. А ещё перед войной кроме этой проблемы образовалась нехватка хлеба. Зерна, получаемого за трудодни, стало не хватать. Приходилось покупать хлеб в магазине в д. Малые Шатновичи. На весь сельсовет, это 8 деревень и, примерно, 180-200 крестьянских хозяйств, был один магазин. Трудное было время…
В 1939 году родители смогли взять нас с братом жить в город. А в деревню мы приезжали летом на каникулы.
Население деревни до войны.
А теперь о населении в деревне Большие Шатновичи перед войной.
Начну с южной стороны улицы (с востока на запад):
Крайний дом: дядя Миша Сергеев и тётя Нюра (Анна Шубина из Великого Села) с дочкой Людой (Людмила Михайловна Сергеева).
Данилина, старушка. К ней приезжали летом внуки из Ленинграда. Они жили на Гатчинской улице. Мы к ним подпольно ездили.
Тётя Мария «Маня» Бондарева. Её сын Пётр женился после войны на нашей троюродной сестре Маше из д. Россохи. Мария и сейчас живет в доме на участке своей свекрови.
Семья Моисеевых, родители с дочерью.
Семен Афонькин и тётя Маня (Мария). У них было три дочери.
Василий Урбин и тётя Катя, их дети: Николай, Виктор, и Евгения.
«Нюша-горбуша». Эта женщина после войны переселилась на наш участок, на котором наш дом сгорел. Если бы не это, то мы, может быть, что-нибудь построили.
Ананьевы. У них две дочки, одну звали Ольга.
Тётя Надежда Афонькина, у неё был сын.
Тётя Полина Стёпина (не точно). Её два сына – Владимир и Василий (хозяин, когда старший Володя уехал куда-то).
Пастух дядя Мина и его жена.
Надежда Кириллина, её муж и сын Саша. Саша после войны утонул в озере Крёкша (Борковское).
Феоктистовы: муж, жена и дети. Они все куда-то уехали, кажется, ещё до войны.
Илья Кириллин и тётя Дуся (Евдокия), их дети – Василий, Евдокия, Елена и Владимир.
Двухэтажный кирпичный белый, наверное, экспроприированный. Там были в разное время кладовые колхоза, магазин после войны и т.п.
Емельяновы. Екатерина – девушка старше нас и её мать.
Алёшкины: муж, жена и их дети. Кажется, трое, раскулаченные, жили на хуторе.
На другой северной стороне улицы:
Кесарины (их первый дом). Их тоже раскулачили и жили они на хуторе.
Плескановы. Могли быть потомки Ивана Васильевича (1857-1913) - дети сына Василия: Иван (1913), Ольга (1914), Татьяна (1915), Василий (1917); или дети сына Николая (сведений нет).
Павловы: дядя Павел тётя Стеша (Степанида). Дети: Иван, Полина, Василий, Павел.
Афонины: Иван, его жена и двое детей.
Антонина Максимова и дети: Виктор, Антонина, Василий.
Баба Ганя.
Николаевы: дядя Миша (Михаил Дмитриевич, 1905 г.р.), тётя «Паня» (Прасковья Ивановна Сергеева, 1906-1985), их дети: Антонина (1928 г.р., в замужестве Нестерова), Александр (1931-2009), Галина (1938 г.р.), Валентин (1941 г.р.). Это наши родственники. Дядя Миша мой двоюродный дядя по папе. Он воевал танкистом и пропал без вести с мая 1944.
Кесарины (их второй дом).
Наш дом. Дом дедушки Ивана Николаева, в котором уж лет тридцать хозяйничала бабушка Татьяна Алексеевна и живем мы с братом.
Фёдор Сергеев с матерью Анной.
Иван Федосов, его жена и двое детей.
Дом Алексея Корнилова и родной сестры нашей бабушки Татьяны – Прасковьи «Паши» Алексеевны. С ними была дочь Татьяна.
О жизни в деревне до войны.
Летом ребятишки играли в лапту, штандер-штандер (мяч бросали вверх и кто-то ловил, потом пятнал из разбегавшихся), в прятки, в фантики и др. Сбор грибов, ягод (земляники лесной, черники, голубики, клюквы, морошки) – это было обязательно.
Было время, когда после работы колхозники вручали нам своих лошадей, которых мы с удовольствием отводили в ухож. Это примерно 1,5 – 2 км. То-то было интересно устраивать скачки! Зимние забавы – лыжи, самодельные коньки, привязанные к валенкам. Обычно это было в бесснежные зимы или поздней осенью и ранней весной по разливу нашей крохотной речки.
Играли мы и в войну. Примерно в 1937 году весной я долго пролежал в мокром снегу и заболел воспалением лёгких. Мама вылечила меня апельсинами и виноградом. Так я считаю. В деревне об этих фруктах и не слыхивали. Когда я болел, мама привозила их почти каждую неделю. Отмечу, что никакого регулярного транспорта из Луги тогда не было. От деревни до города больше 30 километров.
Раскулачивание
Несколько слов о "раскулачивании" в конце 1920-х годов.
Раскулачивание проводилось по плану. Если план был выполнен, из района приходила бумага о необходимости перевыполнения плана. На ответ секретаря сельсовета о том, что больше некого раскулачить, следовал совет: раскулачивайте тех, кто побогаче остальных.
В нашей местности раскулачиванию подверглись, прежде всего, хуторяне. В Великосельском сельсовете были раскулачены семьи Николаевых, Кесариных, Алёшкиных, Ликашкиных и др.
Так была раскулачена семья Ермишкиных, среди которых был мой двоюродный дядя Вася (Василий Дмитриевич Николаев, 1900–1944), родной брат дяди Миши Николаева. У дяди Васи было три сына и дочка. Их хутор был в районе Урочища Ретили*, от Б. Шатнович в 2 километрах на юго-восток. Семья переселилась на хутор, наверное, во времена Петра Столыпина.
На хутора у нас осмеливались переезжать только трудоголики, только хорошие организаторы, только смелые хозяева с каким-то капиталом, заработанным своими руками и умом.
Прочитал недавно, что на Северо-Западе России настоящих кулаков могли быть только единицы, учитывая плохую плодородность земли, климат (ранние заморозки, дожди и засухи не в пору, большие морозы), географию (много болот, плохие дороги, отдалённость от города).
Возвращяясь к судьбе моих родителей, акцентирую на том, что хозяйство было самым обычным, ничем не выделяющимся от большинства хозяйств нашей деревни. Но с отцом и матерью у меня никаких разговоров об этом не было. Это была запретная тема, учитывая мой возраст.
В 1939 году родители смогли с помощью процедуры подселения решить жилищную проблему. Товарка мамы (они тогда торговали газировкой) продала, наверное, и прописала сначала маму и отца, а потом и нас с братом в коммунальной квартире на ул. Марата, 60, кв. 3а. (Дом Верховских на citywalls.ru)
// На рубеже XIX и XX вв. в доме находилась механическая мастерская Голлербахов. Георгий Голлербах занимался котлами, паровыми машинами, водопроводными работами. производством звонков. //
К тому времени я уже окончил начальную школу в деревне, а брат Павел уже жил с мамой в пригороде Ленинграда – Лигове* у одной хорошей пожилой женщины. Мама взяла Павла в Лигово в 1938 году, где он продолжал учиться в школе в 5-ом классе. [*где именно жила Анна Ивановна с Павлом, мне дядя так и не смог объяснить и вспомнить, когда я спросил об этом, незадолго до его смерти в 2012 году. Но подозреваю, что жили они не в Урицке, а в деревне Лигово на Красносельском шоссе – С.И.]
Мы жили недалеко от Обводного канала. В коммуналке стало теперь пять съёмщиков: в первой слева комнате жили Гордеевы Пётр и Ида с дочкой, во второй комнате – Саравайские (отец, мать и дочь), в третьей – Дугичева с дочкой, в четвёртой – мы, в пятой направо, бывшей кухне жила старушка. Общая кухня была коридором. В нашей квартире был газ. Мы имели комнату 11 кв.м, 3 окна, печь.
Я поступил в 5-й класс неполной средней школы №293. Учился хорошо, даже отлично. Школа стояла на Глазовской улице (ныне ул. Печатника Григорьева), д.16. Здание школы построено в 1937 году. От нашего дома было 400 метров по Боровой улице.
Спустя какое-то время я поступил в оркестр при Доме пионеров и школьников (ДПШ) Фрунзенского района. Играл на домре. Оркестр был довольно большой с прекрасным пожилым руководителем. В 6-ом классе я умудрился поступить в кружок авиамоделистов. Помню, в ДПШ была комната, где были столы, бамбуковые палочки, тонкая бумага, клей и другие необходимые вещи для поделок. (есть фото)
На лето мы с братом возвращались в деревню, где была обычная деревенская жизнь. Я уже писал, что никакого транспорта из города Луги до наших деревень тогда не было. Только в 1941-ом на каникулы мы ехали с папой на маленьком катере до Югостиц. Катер шёл по реке Луге, по Врёвке и Ропотке, и попадал в Череменец. Из Югостиц мы шли, конечно, пешком.
Начало войны
Всё изменилось, когда началась война летом 1941-го года. Об этом мы узнали около полудня 22 июня, после доклада Молотова. Конечно, не по радио, которого ни у кого не было, а по сарафанному радио. Телефон в Великом Селе, конечно же, был.
Через несколько часов по Медведскому тракту, проходящему через деревню, начали проезжать машины, которых никогда мы раньше не видели, стали проходить какие-то незнакомые люди. А, главное, в небе мы увидели военные самолёты – и немецкие, и наши (с аэродрома в с. Торошковичи, 7 км на восток).
А в начале июля над нашими деревнями был воздушный бой. Мы видели, как наш лётчик сбил немецкий самолёт. Как потом оказалось, это был "Юнкерс". Он упал в районе лесного Борковского озера. Первыми любопытными у места падения оказались двое ребят. Брат Павел и Валька Шпилёв (Валентин Иванов, родственник Павловых).
Самолёт они нашли быстро. Залезли в него. Немецких трупов там не было. Взяли кое-что, в основном, патроны и отвезли на лодке на остров, рядом с берегом. Через какое-то время прибежали красноармейцы (дороги на озеро нет) и начали стрелять по шустрякам. Но обошлось, не попали. Патронов тоже не нашли, но немцев поймали.
Все мужчины из деревни были мобилизованы. Около 20-ти мужчин пошли на войну... а вернулись только трое.
Наступление немцев развивалось стремительно. 16 июля за нами приехала мама. А папа был в этот же день мобилизован на фронт Фрунзенским РВК. Как мы узнали из его первого письма, он целые сутки провел в военкомате, не зная, что с нами, добрались ли до Луги и до Ленинграда. Ситуация усугублялась тем, что другие призывники были с семьями, а папочка был один.
Их отправили на фронт утром 17-го июля, а мы приехали домой вечером того же дня. Разминулись...
В деревне встал вопрос: что делать с любимой бабушкой Таней? У нас не было другого решения, как оставить её с тётей Полей, её старшей дочкой. Бабушке тогда было 65 лет. У тёте Поли было четверо детей. Старшей дочери было 18 лет, а младшей - 13. Учитывая последующие события (блокада, эвакуация), решение не забирать бабушку в Ленинград, оказалось более щадящим. (Татьяна Алексеевна умерла в деревне в 1944 году. – С.И.)
В деревню немцы пришли через неделю после нашего отъезда. Потом их выбили на неделю. Население предварительно укрылось на островах Борковского озера. Но землянки надо было ещё выкопать, а мужиков то не было. Только женщины и много детей и подростков.
Блокада Ленинграда
В 1941 году наша школа №293 открылась только 3 ноября. Я проучился в 7-ом классе только до конца ноября и мама запретила мне ходить туда. Я ходил во вторую смену по Боровой улице в сплошной мгле.
В 1942 году школа открылась только 3 мая. Из седьмых классов набрали учеников только на полкласса. Поучились мы до конца мая и нас отправили в колхоз "Красный Выборжец" на прополку овощей. Жили мы в бараке, недалеко от кинотеатра "Гигант". Пропалывали горох. Питались по карточкам в столовой бывшей школы. Это здание школы и сейчас стоит в конце пр. Металлистов.
За прополку гороха нам давали в обед дополнительно миску смеси из зелени гороха и бычьей крови. Сначала было вкусно. Потом у нас начался понос. И мама, которая, приезжала регулярно, забрала меня. Это случилось, наверное, в июле.
Во время блокады мама работала в столовой Варшавского вокзала, до этого она работала в коммерческом буфете вокзала. Своим крестьянским умом она поняла, когда дело шло к блокаде и "пахнет керосином", что надо подумать о продуктах питания. Мама сумела найти деньги и купила в коммерческом буфете (а эти буфеты работали и в сентябре) несколько килограммов шоколадных конфет, твёрдокопчёной колбасы и печенья. Всего 12 килограмм. Это была значительная поддержка в питании для нас троих.
9-ю ЛСАШ, Ленинградскую специальную артиллерийскую школу, в которую Павел поступил в августе 1941 г., эвакуировали 9 февраля 1942 г. ЛСАШ располагалась на 8-й Красноармейской улице в доме № 3 (сейчас там гимназия № 272).
|
|
// 22 января 1942 года Военный совет Ленфронта принимает решение об эвакуации из Ленинграда спецшкол – артиллерийских, ВВС, ВМФ. Для размещения, продолжения деятельности 9-й САШ определяется в никому из учеников и преподавателей не известный поселок Мундыбаш Новосибирской области. //
[Скоков А.Г. На всех была одна судьба. https://history.wikireading.ru/396914]
// Для 9-ой САШ эвакуация была назначена на 9 февраля. Конечным пунктом следования и местом размещения спецшколы (как нам стало известно уже в пути) был определен поселок Мундыбаш, Новосибирской области (с 1943 года – Кемеровской обл.) //
[Владимир Модин. Воспоминания о 9-й САШ. https://www.proza.ru/2005/11/18-114 ]
Трудности блокадной жизни
Я не буду описывать хронологию событий вокруг меня. Перечислю только трудности, которые пришлось пережить нашей семье. И это касалось большинства семей и жителей Ленинграда во время его блокады.
Первое: несомненно, голод (об этом много сказано и написано).
Второе: проблемы с водой. Сначала люди брали воду из дождевого люка около дома 11-13 по Боровой улице. Мы жили в угловом доме Боровая, 7. Примерно в декабре вода в люке закончилась. Где её взять? А недалеко Обводный канал! До сих пор не пойму, как ослабленные люди спускались вниз к проруби, а потом карабкались наверх по обледенелой дорожке. Там высота набережной метра 3-4. Потом в апреле одна женщина сказала, что на углу Разъезжей и Марата открыли колонку.
Третье: холод. В Ленинграде до войны было преимущественно печное отопление. почти в каждом дворе были двухэтажные сарайчики, дрова в которых регулярно пополнялись с помощью самих жильцов. Я не помню, когда у нас кончились дрова.
Четвёртое: отсутствие работающего туалета. К весне в большинстве дворов образовались целые горы экскрементов.
Пятое: отсутствие освещения. комнаты освещались с помощью крохотных "моргасов". Где брали топливо, не помню.
Шестое: отсутствие транспорта. Это была большая проблема для моей мамы, которая утром часов в 7 отправлялась на Варшавский вокзал в полной темноте, а возвращалась вечером часов в 22 или позже.
В связи с беспокойным ожиданием мамы каждый день у меня развился невроз навязчивых состояний. Это нарушение функций вегетативной нервной системы. У меня это выражалось в необходимости фиксированного взгляда на каком-нибудь месте в качестве защитной реакции. Из-за этой болезни я впоследствии потерял один год учёбы в кораблестроительном институте.
Седьмое: бомбёжки и обстрелы. Бомбёжки начались в сентябре, длились несколько месяцев, ровно в 19:30, когда люди приходили с работы. Брат часто отсутствовал дома. Школьники рыли окопы, дежурили на крыше школы, тушили зажигательные бомбы, ходили по улицам. Сначала мы бегали в бомбоубежище на другой стороне улицы. Потом перестали, я оставался дома один.
// Вместе с сотрудниками 3-го отделения милиции ученики дивизиона выходили на патрулирование улиц, кварталов Ленинского района. Особое внимание уделялось кварталам, прилегавшим к заводам «Красный треугольник», Радиодеталей, Балтийскому и Варшавскому вокзалам, по которым чаще всего наносили удары вражеская авиация и артиллерия. Патрули следили за порядком на улицах, за светомаскировкой. //
В нашем районе, надо отметить, не было серьёзных целей, кроме кондитерской фабрики им. Крупской и Бадаевских складов (к тому времени сгоревших). Я помню только один разбомбленный дом на Коломенской улице (примерно в 200 м от нас).
Что касается артобстрелов, их разгул был, по-моему, весной и летом 1942 года. Следует отметить, что наш угловой дом смотрит на северо-запад и менее опасен при обстрелах с юго-запада. Известно, что от бомбёжек и артобстрелов погибли 3% ленинградцев. То есть подавляющая часть гибла от других причин, прежде всего от голода и холода.
Восьмое: отсутствие общения и информации. Сейчас мы знаем, что город продолжал жить и работать, несмотря на адские условия. Но я был подростком... и многого не знал тогда.
Помню крики на улице, у булочной – на кого-то напали, отобрали карточки или хлеб... Горевшие Бадаевские склады, Гостиный двор, домов на углу Лиговского и Разъезжей... Трупы под Витебской ж/д на набережной Обводного канала, когда ходил к маме на Варшавский вокзал. Помню и приятное – продажу вкусной газировки на хвойной воде с сахарином. Это было без карточки и в апреле 1942-го.
Первая причина эвакуации. Летом 1942 года, когда город стал готовиться к штурму, в нашей коммуналке были заделаны кирпичом все 8 окон, оставлены только бойницы. Окна квартиры выходят на перекрёсток у Ямского рынка, место возможного боя. Когда это делалось, я не видел, был тогда в совхозе. Жить в тёмных комнатах летом стало ещё неприятнее.
Вторая причина нашей эвакуации – это Павел, заболевший тифом в сибирском Мундыбаше. Мама, конечно, решила ехать, спасать своего сына. Наверное, написала заявление, место эвакуации – дислокация артшколы в посёлке Мундыбаш, Новосибирской области, за 3,5 тысячи километров от Ленинграда.
Эвакуация в Новосибирскую область
Всё, что можно было упаковать, было упаковано в узлы. Получилось около десятка мест. Я не помню, чтобы были ограничения на этот счёт. Мебель, конечно, осталась.
На каждом тюке была своя бирка, на котором был написан адрес эвакуации и владелец. Вещи ехали тем же поездом, что и мы, только в товарных вагонах. Удивительно то, что после погрузки в грузовик у дома, мы увидели свои тюки только в Мундыбаше на пригорочке у школы. Доставка была организована властью безупречно. Ничего не пропало!
А ехали мы целый месяц... Кажется, 15 июля мы с мамой и маленьким узелком пошли на Московский вокзал, сели в простой пассажирский вагон и поехали к Ладожскому озеру, возможно, до Кокарева. Там пересели на большой катер и пошли в Кобону. Нам повезло – нас не обстреляли и не бомбили. В Кобоне мама пошла в эвакопункт. Принесла двухлитровый бидон манной каши с обильным сливочным маслом. Есть надо было после голодухи осторожно. Но всё равно, когда ехали в вагоне-теплушке (повезло, на верхних нарах), у многих ленинградцев расстроились животы и люди оправлялись у вагона на остановках.
Нас кормили, но не регулярно. Приходилось менять свою одежду на продукты у местных по пути. Так получали хлеб, варёную картошку, овощи, которые можно сразу есть, яблоки... Помню мёд (в Кунгуре), масло сливочное (серое, в Петропавловске)...
Компания в вагоне подобралась хорошая, оптимистичная. Помню плохо.
Через месяц доехали до Мундыбаша, раздетые, почти всё было обменяно на еду. Мы оказались на пригорочке рядом со школой, при наших тюках. Осмотревшись, мама пошла к жилому домику повыше остальных бараков на местности. Вернувшись сказала, что хозяйка согласилась нас принять временно. Это была семья Павловых. Хозяйку звали Мария Григорьевна, её мужа – Матвей Филиппович. У них было двое сыновей – Николай (1931 г.р.) и Владимир (1936 г.р.).
Относились к нам очень и очень хорошо. И прожили мы у Павловых не временно, а постоянно. Мама – примерно два года, а я – один год. Питались мы так. В августе мы ходили на хутор. Там была хозяйкой Закржевская (имя не помню), её дочь Валентина и ещё девушка-работница. Девушки были немного старше меня. Там мы с другими людьми собирали большие тыквы, фасоль, подсолнух. На южных склонах там даже росли небольшие дыни и арбузы. Хорошо запомнились сотни бурундуков, которые собирали за щёки семена подсолнечника. За работу хозяйка хутора давала нам унести сколько сможем, прежде всего, тыквы. Из тыквы варилась вкусная каша, особенно, если было молоко.
Хутор располагался в четырёх километрах от школы, рядом с которой мы жили. Мы переходили реку Тельбес (приток Кондомы) по подвесному мосту, шли по Будённовскому логу и дальше по горам.
Продовольственных карточек я там не помню. Мы запросто меняли привезённую одежду на продукты. Получали тыкву, картошку, фасоль, сливочное масло (коров там мало), мёд, хлеб и др. Так на мой новый костюм мы получили около 10 кг мёда, 5 кг масла, много фасоли и тыкв. В общем, мы питались довольно неплохо в течение первого года.
Возвращаюсь к нашим благодетелям. Матвей Филиппович работал главным водопроводчиком Мундыбашской водопроводной станции, которая была под горой, на Тельбесе. Эта вода подавалась жителям посёлка. Очень много воды потребляла Мундыбашская агломерационно-обогатительная фабрика, которая обогащала железную руду, добываемую на рудниках, расположенных в нескольких километрах от посёлка (Шерегеш и др.). Обогащённая руда увозилась по железной дороге в г. Сталинск (ныне г. Новокузнецк) на Кузнецкий металлургический комбинат (КМК). С рудников руда поступала по воздушной дороге в вагонетках.
Следует отметить, что во время войны основную часть стали производили на Магнитогорском (16 млн. т) и Кузнецком (8 млн. т) комбинатах. До войны общее производство стали в СССР составляло около 36 млн. тонн.
Матвей Филиппович дожил до 90 летнего возраста, умер около 2000 года. Мария Григорьевна умерла намного раньше. Когда я в 1987 году смог посетить Мундыбаш, я вместе с их старшим сыном Николаем побывал на кладбище у могилы его матери.
Николай Матвеевич после школы окончил Новокузнецкий педагогический институт и был направлен на свою родину работать. Здесь он работал сначала директором железнодорожной школы, а потом директором школы №15 в городке. Сейчас Николай Матвеевич, заслуженный учитель республики на пенсии и живёт в Новокузнецке. Владимир Матвеевич живёт в Новосибирске.
В сентябре 1942 года я поступил в 7-й класс Мундыбашской средней школы. А маму через какое-то время взяли на работу в 9-ю ЛСАШ.
// Мундыбаш, расположенный в Горной Шории, представлял собой фабричный поселок, главным производственным объектом которого являлась агломерационно-обогатительная фабрика, входящая в состав Новокузнецкого металлургического комбината, день и ночь работавшая в интересах обеспечения металлом страны и, в первую очередь, ее оборонных предприятий.
Совсем рядом с фабрикой, на левом высоком крутом берегу реки Тельбес, находились два двухэтажных кирпичных здания, самых больших в поселке. В одном их них разместили учебный корпус нашей спецшколы, а во втором – кухню, столовую, спальные помещения учеников, помещения для командно-преподавательского состава и членов их семей. Немного тесновато, но – «в тесноте, да не в обиде!» //
[Модин]
Учился я хорошо, на пятёрки и четвёрки. Аттестат сохранился. После окончания семи классов средней школы я, также как брат, поступил в артиллерийскую спецшколу.
Спецшкола
В спецшколе я учился в 1-м взводе 3-й батареи (1943 г.). Мы жили во втором здании, предназначенном для поселковых служб. Учились в первом здании, построенным именно как школа. Питание было спартанским, соответствующим военному времени, но никто из "спецов" по этой причине не умер. Добавляли с рыночка, который был метрах в 150 от школы. Платили или деньгами, или одеждой, в которой будущий спец приехал в спецшколу. Кроме изучения обычных предметов, в школе было казарменное положение, военная дисциплина, соответствующий распорядок дня, изучение уставов, теория артиллерии, маршировка, караулы, работа на подсобном хозяйстве, сплав леса по Тельбесу и т.п.
Преподавательский состав был прекрасный, почти весь ленинградский. Особенное внимание уделялось физическому развитию. Утренняя зарядка, бег, посещение спортзала, соревнования по стрельбе и др.
Что касается пищи, мне было проще – мама рядом. Весной 1943-го мама взяла участок 3 сотки в огородничестве школы, в трёх километрах от неё. Там мы посадили картошку. Другие выращивали фасоль, тыкву и даже арбузы.
Помню поездку за малиной: до пгт. Темиртау поездом, потом пешком на восток 10 км. Помню поездку за кедровыми шишками: от того же Темиртау на юго-восток до посёлка Амзас примерно 20 км.
В спецшколе я был отличником. Очень любил спортзал (турник, брусья, штанга, прыжки и др.). В 1944 году поступил в духовой оркестр школы (баритон), занимался в драмкружке, вступил в Комсомол.
Хочется заключить следующим. За всё время пребывания спецшколы в эвакуации с марта 1942 до Великой Победы командование обеспечивало школу питанием, обмундированием (зелёные кители из хорошего материала, синие брюки из габардина, фуражки, шинели, обувь, рабочая одежда, тёплая одежда и др.), прекрасными учителями, командирами и др. Всё это вселяло в нас надежду на Победу. Победа придёт, Победа будет за нами!
И это случилось! 9 мая 1945 был проведён парад спецшколы с оркестром по улицам Мундыбаша. Была великая радость!
Возвращение в Ленинград
9-я ЛСАШ уехала из гостеприимного Мундыбаша в июне, а приехала в Ленинград в июле. У начальства САШ были трудности с получением здания. В конечном счёте, школу разместили в здании в конце ул. Металлистов. В части этого здания была и казарма.
Мы жили в той же коммуналке. Когда мы вернулись, узнали, что наша комната была занята другими. Но усилиями мамы мы прописались в другой комнате, в плане прямоугольный треугольник с острым углом 30 градусов.
Я стал учится в 1-й батарее, т.е. в 10-ом классе. Ездил на трамвае №9 от кольца до кольца. Ездить было очень утомительно. Учился на отлично. Есть фото, вырезанное из газеты "Ленинградская правда" (нажмите для увеличения). Аттестат за 10 классов получил с одной четвёркой по русскому языку. (На экзамене пропустил запятую по правилу из исключений.)
Куда идти учиться дальше, получать высшее образование? В артиллерийское училище меня не могли принять из-за моей болезни, невроза навязчивых состояний. Подал документы в Военно-медицинскую академию им. С. М. Кирова. Почему я подал заявление в академию? Потому что маме было бы сложно обеспечить иждивение в случае гражданского института. Но в ВМА меня не приняли из-за моей флюорографии – маленького затемнения в лёгком, следа воспаления в конце тридцатых годов. Не помог даже отличный аттестат. Думаю, главная причина отказа была в большом количестве фронтовиков, молодых лейтенантов-фельдшеров, желающих получить высшее образование. С одним из таких фронтовиков я познакомился во время подготовки к приёму.
Учёба в ЛКИ
После неудачной попытки попасть в Академию, я с помощью соседки моего дяди Алексеева С. И. поступил в Ленинградский Кораблестроительный институт в начале сентября.
То, что я в итоге стал технарём, меня не волнует нисколько. Такова реальность. Музыкантом я не стал, потому что мои родители – крестьяне, потому что до 12 лет я жил в деревне. О занятиях музыкой тогда не было и речи. Только в Ленинграде ситуация изменилась, когда я поступил в оркестр народных инструментов и стал играть на домре.
В институте я учился не хорошо и не плохо. Тройки бывали. Наверное, это объяснялось большей свободой, возрастом. В группе половина студентов были фронтовики. Они более ответственно подходили к учёбе, уже понюхав пороху и имея жизненный опыт.
Академка
Но была другая существенная причина неуспевания – невроз. Сессию за 3-й семестр я не смог сдать. Чтобы избежать отчисления, мне дали академический отпуск на год. Конечно, с помощью мамы и декана машфака профессора В. Ф. Попова. Мама развила бурную деятельность и вышла сначала на 9-е отделение Психоневрологического института им. В. М. Бехтерева.
Заведовала этим отделением очень хороший врач и человек Е. К. Яковлева. В первой половине 1948-го меня лечили в этом отделении месяца два. Основным лечением было укрепление нервной системы медикаментами, беседами с психотерапевтом, лекциями, аутотренингом.
Помню, были тесты на уточнение диагноза. Пациент ложился в камере на кровать с металлической сеткой и врач ему диктует слова, характерные для блокадного города. Реакции мозга снимаются электродами, прикреплёнными на голове и передаются на аппарат с осциллографом. Врач следит за амплитудой сигнала и уточняет диагноз. Потом это влияет на процесс лечения.
Помню также сеансы гипноза у профессора Раисы Яковлевны Голант (1885 –– 1953), ученицы самого Бехтерева.
//С 1928 по 1948 г.г. Голант Р. Я. заведовала кафедрой психиатрии 2-го Ленинградского медицинского института.//
[Статья на wikipedia.org]
Но эти сеансы, к сожалению, были безрезультатны. Были и другие врачи... Тем не менее, всё это позволило мне успешно окончить Корабелку.
Студенческая жизнь
Перечислю кратко события из институтской жизни. Избрание профоргом в группе на первом курсе. Спорт: штанга, академическая гребля, лёгкая атлетика, стрельба из мелкокалиберного пистолета. Строительство малой ГЭС в Лодейнопольском районе вместе со студентами Ленинградского педагогического института. Вспоминаются яркие вечера с широким размахом в актовом зале института на Лоцманской улице, по случаям советских праздников, с прекрасной художественной самодеятельностью, вокальными номерами.
Преддипломная практика проходила в Таллинне в 1952 году на судоремонтном заводе №800 в районе Копли, где стоял трофейный немецкий эсминец класса "Z" с автоматизированной паросиловой энергетической установкой. Таких кораблей в то время у нас в Союзе не было. Мы каждый рабочий день, одетые в военно-морскую форму, ходили на завод, по пути, почему-то, распевая песню "Артиллеристы".
Увлечение музыкой
Как объяснить моё шарахание при выборе професии? В какой-то момент я понял, что меня тянет к изучению музыки. У меня есть привычка - постоянное насвистывание. Оно было довольно качественным, почти художественным (конец 1940-х), затем голосом с помощью какого-то духового инструмента. Потом фюфюканьем (подсвистыванием), когда поступил на работу в ЦНИИ им. акад. А. Н. Крылова. Там работа моя заключалась в чтении научно-технической литературы или в расчётно-теоретических исследованиях за столом, где мои звуки никому не мешали.
Темами моего фюфюкания являлись попурри из вальсов, особенно Штрауса, Вальдтейфеля, Легара, Чайковского и др.; из вальсов собственного сочинения (один вальс я записал с помощью аккордеона); из маршей (больше похожих на немецкие) и бесконечных импровизаций на эти марши; из симфоний неизвестного происхождения, особенно понравившиеся мне и собственные симфонии; редко были песни, которые тут же забывались; музыкальное сопровождение сюжетов кинофильмов (без музыки), которое возникало само собой. Где-то читал, что у человека это нормально, если возникают собственные мелодии.
В спецшколе моими друзьями стали Евгений Петрович Марков, Яков М. Рубенчик и П. Колеватых (сильный сибиряк). Когда САШ возвращалась в Ленинград, спецов-сибиряков не могли взять из-за нехватки жилфонда. Но Яша Рубенчик поступил в Военмех, так как жил рядом. В какое-то время он воспылал любовью к классике, особенно, итальянской опере. Стал собирать пластинки и добился больших успехов, как это бывает у евреев. Например, только у Яши были пластинки с оперными партиями Шаляпина. Яша заразил этой любовью и меня. Я и сейчас помню имена итальянских певцов – Тито Скипа, Энрико Карузо, Беньямино Джилльи, Амелита Галли Курчи и других. В последствии к пластинка Яши добавились многочисленные трофейные кинофильмы с участием гениальных итальянских и не итальянских певцов. Мы стали ходить на концерты в Мариинку, слушать оперы зарубежных композиторов. Когда Яше исполнилось 50 лет, он эмигрировал в 1979 году в Израиль.
Про аккордеон. После реэвакуации мама опять пошла работать в торговлю. Она познакомилась с Анной Андреевой, тоже работником торговли. Они подружились. потом и я познакомился с Анной Анисимовной, её мужем Михаилом Александровичем, её сестрой Марией Анисимовной и, главное, с её сыном Николаем Сергеевичем, участником войны, немного старше меня.
На фронте он нередко играл на баяне. После войны любовь к музыке не ослабла и он нашёл преподавателя музыки Александра Ивановича (не помню фамилии). У Николая Сергеевича был хороший немецкий аккордеон Hohner, с регистрами. Преподаватель приносил ему ноты на любимые мелодии, аппликатуру, давал задание, а потом проверял исполнение.
Я заинтересовался игрой на аккордеоне. Мама купила мне большой аккордеон с регистрами немецкой фирмы "Buttstadt". Александр Иванович приходил к нам на Марата, 60, приносил ноты (вальсы, танго, фокстроты, русские народные и пр.). Потом из-за материальных ограничений мы продали этот аккордеон и купили поменьше. Я играл довольно свободно несколько десятков произведений. Таков был мой третий шаг к музыке. Повторю: домра в оркестре, духовой оркестр в спецшколе и аккордеон.
С семьёй Андреевых и Васильевых мы с мамой дружили примерно с 1948-го по конец 1970-х. Были застолья, встречи, наша свадьба в 1960-ом.
Статья "Модернизм в западной музыке".
Работа в ЦНИИ
Я закончил ЛКИ с дипломом по автоматическому управлению и регулированию судовых силовых установок (ССУ). Защита диплома состоялась 11 марта 1953 г. Руководителем моего дипломного проекта был Чернов А. Д., начальник отдела ЦНИИ. Он предложил мне работу в его отделе, я согласился.
На работу в ЦНИИ я вышел 9 мая 1953 года (тогда ещё не было Праздника Победы). Меня направили работать в аэродинамический сектор, который возглавлял Абрамович С. Ф., а начальником отдела №41 был Чернов А. Д.
Основными работниками в нашем секторе были старший научный сотрудник (с.н.с.) Алямовский Михаил Иванович (позже доктор технических наук) и с.н.с. Матвеев Г. А. (позже д.т.н., заслуженный деятель науки и техники, Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской премии, директор ЦНИИ им. акад. А.Н. Крылова)
Сначала длительное время я занимался продувкой деревянных моделей проточных частей корабельных паровых турбин. Прежде всего это была турбина ТВ-8 современного тогда эскадренного миноносца (ЭМ) "Неустрашимый" проекта 41. Работа была тяжёлая, шумная и длительная (многочасовая). Затем появился ЭМ "Веский" проекта 56. Одно время занимался даже продувкой облопатывания гребного винта для какого-то проекта.
//Проведение новых исследований совпало с началом проектирования котлотурбинных энергетических установок для кораблей: СКР "Горностай" проекта 50, ЭМ "Неустрашимый" проекта 41, ЭМ "Веский" проекта 56. <...> Для создания однокорпусной турбины потребовалось провести ряд сложных теоретических и экспериментальных исследований по разработке нового профиля реактивных лопаток, которые были выполнены конструкторами Кировского завода, ЦНИИ им. академика А.Н. Крылова, Ленинградского политехнического института, Центрального котлотурбинного института им. И.И. Ползунова. В результате этих работ был создан каталог профилей лопаток паровых турбин, который используется и в настоящее время. При испытаниях кораблей было обнаружено явление резонанса лопаток последних ступеней турбин, которое послужило причиной нескольких аварий. Потребовалось немало времени для изучения этого явления и поиска путей его устранения. <...> Для этих кораблей также разработан высокооборотный двухкорпусной агрегат, ТВ-8, большой мощности, с гибкими связями подвижных концов турбин с фундаментом. <...> В результате комплекса этих работ была разработана новая методология компоновки энергетического оборудования, позволяющая разместить в одном энергетическом отсеке паровые котлы и турбозубчатый агрегат с обслуживающим их оборудованием, что упростило конденсатно-питательную систему, повысило экономичность и улучшило массогабаритные характеристики установки. Без существенных изменений эта установка применялась на большой серии ЭМ "Веский" проекта 56 и ВПК "Гремящий" проекта 57.//
[flotprom.ru/publications/science/engine/introduction/1/]
Одновременно пришлось участвовать в работе испытательной партии по замерам параметров ССУ, сдаваемых флоту эсминцев проектов 41 и 56. На сдаваемых кораблях было две команды – от Кировского завода и моряков, и испытательная партия от института. Испытания проводились на Балтике с дислокацией в Таллинне. Ночевали мы в гостиницах города. Была возможность познакомиться с таллиннскими достопримечательностями, кроме района Копли.
Помню шестичасовой поход от Таллинна до Балтийска в шестибальный шторм во время сдачи эсминца проекта 56. Не мог стоять на приборах, лежал где-то в машинном отделении. Помню также, как сдавали крейсер "Сенявин" в Балтийске.
Общественная работа.
В 1953 году меня избрали заместителем секретаря ВЛКСМ института. Секретарём был избран Колкунов Ю. И., член партии.
Мы оба окончили механический факультет ЛКИ. В то время центр института: директор контр-адмирал Першин В. И., академик Шиманский, бухгалтерия, другие службы находились в Новой Голландии, на канале Круштейна. Там же располагался институт по энергетике (№2), а институты №1 (гидромеханика) и №3 (электрика) находились на Средней Рогатке (Московское шоссе, 44). В дальнейшем вместо трёх спец-институтов были образованы сначала 10, а потом 12 специнститутов (отделений).
Хорошо помню работу в подшефном колхозе в бригаде института №2 в августе-сентябре 1953-го. В то время в деревне народу хватало... кроме мужчин. Условия были приличные. Жили в домах колхозников. Нас обеспечивали картошкой, молоком и иногда мясом.
Проработав в институте 37 лет, я хорошо представляю постепенную деградацию колхозного строя. Главная причина, по-моему, связана с отрешением работника от результата его труда. Введение совхозов мало что изменило. Работники уже отучились хорошо работать не на себя, а за идею.
В каком-то году в 1950-е я поступил в заочную аспирантуру. Активно занимался английским языком. Кроме того, занимался аэродинамикой, предполагая, что потом пригодится. И не ошибся.
Работая в институте я стал петь в хоре, только что организованном в 1954-ом. Дирижёром была молодая симпатичная выпускница Ленинградской Консерватории. Мы даже выступили в соседнем институте физической культуры им. Лесгафта.
В это же время я занимался гимнастикой два раза в неделю. Это было в зале какой-то школы на ул. Плеханова. Следует отметить, что эти кружки различного профиля были бесплатны, за счёт профсоюза.
В 1957 году мы в институте организовали туристскую секцию. Кроме меня организаторами были Ставицкий Валентин Иванович, Хорьков А. М. Поначалу это были пешие походы по Карельскому перешейку, а потом байдарочные. Байдарки и остальное снаряжение мы получали во Дворце Культуры им. С.М.Кирова, в туристском клубе. В ленинградской области мы совершили походы по рекам Карельского перешейка, по Финскому заливу (от Рощино до Зеленогорска).
Научная конференция в Италии
Second International Conference on Thermoionic Electrical Power Generation
(Это краткий отчёт о поездке на научную конференцию 25.05.1968 - 05.06.1968 в Италию, напечатанный на машинке.)
Три дня волнений, оформлений, бесед... Была и яростная спешка, было и безмятежное ожидание. Но, наконец, всё позади. Мы в Москве в самолёте "Ту-104". Сосед справа, сосед слева, оба чехи, специалисты по эволюции русского языка. Хороший "воздушный" обед. Прага. До дней контрреволюции. Два часа в Пражском аэровокзале. Самолёт "Британия". Швейцария, Цюрих. Современный аэровокзал, типа наших. Волшебный голос девушки-диктора на английском, французском, немецком, пять часов подряд. Далее был "Дуглас" и крохотные поля внизу различных форм и расцветок. Это частная собственность. Молоко тумана над Альпами. Сорок минут полёта и Миланский аэропорт Мальпенса.
Итак, мы в Италии. Мы, одиннадцать членов Советской делегации, 25 мая 1968 года прибыли на II Международную конференцию по термоионному преобразованию энергии. В Милане мы рассматривали Миланский Собор, построенный в 1386-1800 гг., с его тремя тысячами статуй, 52-мя колоннами, семью органами... Большое впечатление оставляет Галерея Виктора Эммануила II, рядом с Собором, место сборищ миланцев.
Мы посетили театр "Ла Скала", построенный в 1778 г. и полностью разрушенный в 1943 г. Но были в театре днём, не во время спектакля. В театре шесть этажей, три тысячи мест и совершенная акустика, которую "испробовал" Тосканини в 1946 г., когда театр был отстроен. Посетили мы и музей театра с его реликвиями: маской Верди, часами Карузо, Россини, шпагой Наполеона и др.
Мы прослушали лекцию о картине Леонардо да Винчи "Тайная вечеря", установленной в церкви Санта Мария делла Грация. Были в замке герцога Сфорческо, мужа герцогини Скала, которая заказала постройку театра "Ла Скала". И т.д.
В воскресенье 26-го приехали в Стрезу на озере Маджоре (50 км от Милана), известный курорт на севере Италии, курорт роз. Участников конференции разместили в помпезном отеле Regina Palace. Коктельная вечеринка для участников.
|
|
|
Пять дней конференции пролетели незаметно. (Открыть программу конференции)
На озере Лаго-Маджоре кроме Стрезы, похожей на нашу Ялту, мы посетили дворец принца Борромео на острове Белла, где собрана значительная коллекция картин Тициана, Веронезе, Ван Дейка и других мастеров живописи. Мы были также в Палланце в ботаническом саду "Виллы Таранто", подаренном государству шотландским капитаном Мак-Экарном (Neil McEachern), умершим в 1964 г.
В Риме мы отдыхали около пяти дней.
Собор Святого Петра, самая большая церковь христианского мира, высотой 130 м и длиной 212 м. Заложен в 16 веке, построен к 1860 году по рисункам Микеланджело. В Соборе похоронены 180 Пап. В настоящее время в нём проходят разные службы. Ватиканский музей с его различными галереями, квартирой Папы Юлия II, комнатами Рафаэля и его учеников, Сикстинской капеллой, где выбирают пап, Сикстинской библиотекой, где собраны древние рукописи Галилея, Микеланджело. Между прочим здесь экспонируется самая маленькая книга в мире с вопросами Адама к Еве и самая большая книга с ответами Евы.
В Ватиканском музее представлены полотна Рафаэля, Микеланджело, Боттичелли, Перуджино и других мастеров.
Мы посетили также Пантеон Умберто II, построенный в 28 г. до н.э., где прослушали молитву "Аве Мария". Были на площади Нерона, где происходят празднества, на площадях "Венеция", "Испания" у фонтана Треви, и др. Видели Капитолий, развалины Форума, где около 11 часов вечера проходят театрализованные представления славословия Риму. И, наконец, Колизей - довольно хорошо сохранившееся громадное здание со следами арены, лож, мест для простой публики и т.д.
В целом Рим - обычный старый город с довольно узкими улицами, полными автомобилей, мчащихся на вас со всех сторон (в Италии обычно действует право силы на дорогах), множеством площадей, больших и маленьких, скверов, фонтанов, бесконечными витринами магазинов на первом этаже, невыносимой духотой и шумом.
А люди, спросите вы, какие они? Обыкновенные, маленькие и большие, больше маленького роста, одетые и лучше, и хуже нас, спешащие, как москвичи. Часто убеждающие вас купить что-нибудь, это мужчины. А женщины? С Клаудией Кардинале мы не познакомились, с Софи Лорен тоже... В основном были обыкновенные, такие же, как у нас, достаточно симпатичные, с той лишь разницей, что у нас симпатичных больше. Были ли шедевры? Да, например, с двойными бровями и маской на всё лицо. Что касается мини-юбок, то там их не более, чем у нас.
Пять дней в Риме пролетели незаметно. К тому же, в гостях хорошо, а дома лучше! Это чувство испытали и мы. Снова самолёт, на этот раз "Ил-62", 180 пассажиров, три часа сорок минут лёту по маршруту: Венеция, Адриатическое море, Загреб, Балатон, Киев (все без приземления) и, наконец, Москва.
25.05.1968 - 05.06.1968
ИТАЛИЯ
49. ИВАНОВ П.Д. Отчет о результатах командировки на II научно-техническую Международную конференцию по термоионному преобразованию энергии. (27—31 мая 1968 г.) Б.м.‚1968 г. 31 с. Для служебного пользования. Отпечатано на множительном аппарате.
Конференция была организована Европейским атомным агентством при помощи Объединенного научно-исследовательского центра в Испре (Италия, Евратом).
На конференции присутствовали представители 14 государств, в том числе 4 социалистических: СССР, Болгарии‚ Румынии и Чехословакии.
Всего на конференции было представлено 140 докладов, из них 35 советских.
Все доклады были посвящены использованию термоэмиссионных преобразователей энергии (ТЭП) и прежде всего РТЭП в космической энергетике. Вопросы использования ТЭП в судовой энергетике затронуты не были.
Большое количество работ было посвящено проблеме материалов элементов РТЭП, так как от характеристик материалов зависит к.п.д. установки, моторесурс, вес, надежность. К наиболее интересным следует отнести разработки метода осаждения из газовой фазы вольфрама с ориентированными кристаллами, многопленочной тепловой изоляции, многослойных анодов, методов электрополировки и электротравления поверхностей катодов.
Представляет большой интерес метод канализации тепла с помощью тепловых труб, удельная тепловая мощность которых может достигать величины 15 квт/см^2‚ а моторесурс - 8000...10000 час.
На конференции выступили с изложением программ в области РТЭП для космоса советский и американский представители.
Автор отчета делает вывод о том, что несмотря на различные значения конечной температуры и требования биологической защиты космического и судового РТЭП, он, по-видимому, представляет интерес для некоторых специальных целей судовой энергетики.
В целом конференция носила прикладной характер.
Советская делегация посетила Научно-исследовательский центр в Испре, являющийся самым большим на четырех объединенных научно-исследовательских центров Евратома.
[ЦНИИТЭИС. Зарубежные командировки. 1969. 70 с.]
//Итальянский центр в Испре изначально принадлежал Национальному комитету по ядерной энергетике (CNEN) и был официально передан Сообществу 1 марта 1961 года. С 1973 года неядерные исследования развивались быстрыми темпами, особенно по темам, связанным с безопасностью и окружающей средой. В 1992 году результаты исследования привели к предложению преобразовать сайт JRC Ispra в экологически оптимизированный модельный сайт "ЭКО Центр". В начале 1980-х годов началось пересмотр мандата и оценка деятельности ОИЦ. Будущие мероприятия должны были продолжить оказывать поддержку реализации Комиссией политики Сообщества. После 16 лет исследований ядерный реактор в JRC Ispra был закрыт в 1983 году. В JRC работает около 2787 сотрудников с годовым бюджетом в 372,5 миллиона евро на 2017 год.//
[Wikipedia, перевод с англ. яз. https://en.wikipedia.org/wiki/Joint_Research_Centre]
Участники советской делегации
на конференции в Стрезе
ДЬЯКОВ Б.Б., ГРЯЗНОВ ?.М., МАСКЕВИЧ Т., ПОРОТНИКОВ А.А., РЯБИКОВ С.В., ТОНТЕГОДЕ А., ЯВОР И. - все из ФТИ им. А.Ф. Иоффе АН СССР, Политехническая ул., 21, Ленинград.
КАРЕТНИКОВ Д.В., СЕРБИН Ю.И., Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова, Москва.
ЛОШКАРЕВ А., КОМАРОВА И., Академия Наук, Ленинский пр., 14, Москва.
МОСКВИН Ю.В., НИИ авиационной промышленности, Ленинский пр., 14, Москва.
ДАНИЛОВ Ю., ПУШКАРСКИЙ А., ГК по использованию атомной энергии, Старомонетный пер., 26.
ДЮЖЕВ Г., Институт полупроводников АН СССР, Набережная Кутузова, 10, Ленинград.
ГРИШИН С.Д., Moscow High Engineering School / Московское высшее инженерное училище (?)
ГУСЬКОВ Ю.К., Обнинский институт атомной энергетики (ИАТЭ).
ИВАНОВ П.Д., ЦНИИ им акад А.Н.Крылова, Ленинград.
КУЧЕРОВ Р.Я., Сухумский Физико-технический институт (СФТИ).